Тревога

— Слава всевышнему!.. Ну, давай, сынок, начнем.

И пошел вперед, уточняя по признакам, ему одному ведомым, вчерне намеченную трассу будущего арыка. Невысокий, сухой, точно стебель виноградной лозы, лицо строгое. Мудрые, задумчивые глаза поблёскивают из-под седых бровей. Старик, казалось, не замечал зноя, не уставал — взбирался на холм тем же торопливым, легким шагом, что и спускался в лощину. Время от времени, перекинувшись словом с Рахимом, который семенил, почти не отставая, Абдурахман-мираб оборачивался и приказывал:

— Здесь забейте кол! И здесь! Сюда тоже!

Мутал с тремя парнями — подносчиками кольев — следовал в отдалении. А проворный коротенький Рахим-ата иногда забегал вперед, заглядывал в лицо своему старшему другу. Рахиму при его сложении было тяжелее всех — пот ручьями стекал с его круглого розового лица. Однако он не отставал. Порой, не сдерживая восхищения, подбегал к председателю, тараторил:

— Так, так, так! Очень правильно говорит мираб. Место пологое, вода прямо вскачь побежит, а не потечет! Ай, хорошо!

К обеду к ним присоединился Усто Темирбек. Его аксакалы ухаживали здесь за всходами кукурузы. Все вместе вышли к руслу пересохшей речки. Тут собравшиеся еще раз подивились высокому искусству Абдурахмана-мираба: оказывается, он исправил первоначальную трассу таким образом, что расстояние сокращалось почти на треть. А главное — трасса будущего канала пересекала теперь русло высохшей речки в одном из самых узких мест. Чтобы его перекрыть, достаточно было двадцати — двадцати пяти труб. Дальше надо прокопать с километр — и вода свинцовых рудников оросит страдающий от жажды Чукур-Сай!

Но радость, как и беда, не ходит в одиночку. Только они успели поговорить о перспективах стройки, на том берегу показался «ЗИС-150», а в его кузове — бригадир строителей Рузимат, или «хозяин», муж Муборак.

— Трубы! — во все горло закричал он. — Трубы есть! Гони суюнчи [16], председатель! Эй!..

Он радостно размахивал руками, сам весь в пыли, с грязными потеками на небритых щеках, только глаза и зубы сверкали, будто у, чернокожего. Все гурьбой кинулись через сухое русло к машине, Мутал взобрался в кузов. Здесь лежали две трубы. Рузимат коротко доложил: вторая машина, груженная трубами, стоит у стройплощадки — на том конце Чукур-Сая. Нужно указать место разгрузки.

— Видал, председатель, что делают помидорчики? — Рузимат ладонью хлопнул по нагретому солнцем боку трубы.

— Черт их возьми! — Мутал невесело усмехнулся. — Вези скорее сюда, а то еще раздумают.

— Не-ет! Я и со сварщиками договорился. — «Хозяин» рукавом гимнастерки смахнул пот с грязного лба. — Скорее давай подпорки. Столбов больше сотни понадобится. Достанем — смонтируют дня за четыре.

…О столбах разговор зашел вечером, на партийном собрании. Мутал очень коротко обрисовал обстановку: воду в Чукур-Сай нужно дать немедленно, иначе катастрофа неминуема; для этого необходима мобилизация всей техники, всех людей, каких можно вы-свободнть; положение усложнилось из-за несчастья в праздник. Он не распространялся: и коммунисты колхоза и беспартийные активисты отлично понимали напряженность момента. И потому, едва председатель упомянул о столбах, со своего места поднялся Абдурахман-мираб.

— У меня в саду четыре тополя, — проговорил он, нахмурив седые брови. — Берите их. Было бы сорок, все отдал бы ради такого дела!

— И у меня кое-что найдется! — громко сказал поднявшийся вслед за ним Усто Темирбек. И сел, поглаживая свою цыганскую бороду.

— Не беспокойся, председатель! — заторопился Рахим-ата. — У каждого из нас найдется два-три деревца. Думай об остальном, сын мой.

Было уже часов одиннадцать, когда Муборак объявила собрание закрытым. Тут только Муталу доложили, что в соседнем кабинете уже несколько часов дожидается следователь из района.

Мутал до того вымотался за день, что почти никак не реагировал на эту весть.

Следователь был молодой полнеющий мужчина лет тридцати, в форменном белом кителе, с черной тисненой папкой в руках. Мутала он встретил настороженно и строго.

Разговор начался официально. Мутал сразу же полностью признал свою вину: разрешил поехать в качестве шофера Набиджану Джалилову, проявил преступное легкомыслие… Однако с самого начала допроса стали выясняться странные вещи. Выходило, что не Султан Джалилов, а он, Мутал, затеял скандал, допустил рукоприкладство. Хватал шофера за горло, силой отнял у него ключ от машины. И, наконец, применяя моральное насилие, заставил Набиджана Джалилова вести машину в город.

Мутал хоть и признал вину за собой, подписаться под таким обвинением решительно не мог. Но, пожалуй, самым тяжелым для него оказалось то, что среди свидетелей, в числе которых были Апа и сторож правления Тильхат, фигурировал не кто иной, как Валиджан — муж Шарофат.