Тревога

— У летчиков нет могилы, — начал он, бережно подыскивая слова, — лежат они в земле. Не в гробах, украшенных венками, а в исковерканных кабинах.

Елена Алексеевна грустно слушала, вглядываясь в фотографию своего Дмитрия, вспоминала, как получила извещение о том, что он пропал без вести.

Тогда была война, летчики гибли в бою, и часто тот, кто видел их смерть, и сам не возвращался на свой аэродром. До поисков ли было? Исчезали воины, как в бездне. Небо — что тебе синий океан, свалится оттуда клочок, мелькнет молнией и врежется в землю.

— Ты, сынок, обо всем скажи, что знаешь про Диму, не утаивай. Боли в моем сердце накопилось много, от каждого погибшего сыночка, — она показала рукой на грудь, — все осталось. Пусть уж несет оно свой тяжкий крест.

— Специалисты осмотрели останки самолета, определили, что это был штурмовик Ил-16. Фашистские пилоты называли эту машину «черной смертью». По номеру мотора самолета эксперты установили часть, эскадрилью и фамилии погибших летчиков, одним из которых был и ваш сын. Нашли и тех, кто воевал с ним и помнят тот, его последний бой.

Последний для летчика Дмитрия Ярова день начался с рассветом. В начале воздушного боя советских штурмовиков было двенадцать. Фашистов на одного больше. «Лишнему» не повезло. Его сбили в первой же атаке. Пушечная трасса прошла через фонарь кабины, и «мессер», не загоревшись, пошел вниз. Потом закрутилось такое, что только успевай поворачиваться. В шлемофонах сплошной треск, свист. С обеих сторон работали станции наведения. Потоком шли приказы, предупреждения, советы. В этой кутерьме Яров пытался тщетно уследить за ребятами, но, пожалуй, это было лишним — рядом дрался тертый народ — «старики», повидавшие и не такие виды. По-настоящему беспокоил его только ведомый Ваня Гарун. Летный стаж парня не превышал еще и десяти боевых вылетов.

— Ваня, прикрой, атакую! — крикнул Яров, «вцепившись» в хвост выходящего из пике «мессера». Дистанция быстро сокращалась, и Дмитрий, по старой охотничьей привычке, придержав дыхание, нажал кнопку. Это чувство знакомо хорошим стрелкам. Кажется, что, прицеливаясь, сливаешься с ружьем в одно целое и еще до того, как раздался выстрел, уже знаешь, что попал.

Дымная трасса соединила самолеты. Яров увидел, как от тощего «мессера» полетели куски и он развалился на глазах, словно плохо склеенная игрушка. «Третий», — сказал Яров вслух.

— «Двадцать третий! На хвосте «мессер»! — грохнуло в шлемофонах. Яров резко ушел вверх. Мессершмитт-109 заходил для повторной атаки. Чуть выше висел второй, готовясь срубить Ил-16 на выходе. «Ваня, прикрой», — крикнул Дмитрий и тут же понял — Вани рядом нет. «Сбили!» — мелькнуло в голове. «Двадцать третий, держись» — гремело с земли. — «Яки» на подходе!»

Чуть выше возникло звено стремительных и юрких «яков». Их ведущий, стремительно положив машину на крыло, атаковал висевшего над головой Ярова «мессера». Только тогда Яров смог оглядеться. И увидел караван вражеских бомбардировщиков. Они в десяти километрах восточнее крались к цели. Потом ребята вспомнили, что Яров пытался увести их за собой, но никто его не понял, и он ушел один.

Яров расстрелял ведущего «мессера» в упор. Остальные шарахнулись в стороны, но потом поняли, что он один, успокоились, вновь собрались и начали поливать его из пушек и пулеметов. Яров увидел снова слева еще один «мессер», доложил своим по радио, и тут же добавил, что с другой стороны его атакует второй, а стрелок почему-то замолчал и не стреляет. От первого «мессера» Яров, сманеврировав, ушел, но второго не миновал, тот подошел почти вплотную.

В невообразимом клубке ревущих машин и огненных трасс Дмитрий не только упреждал удары, но и сам их наносил. Вражеским асам не удавалось вести прицельный огонь по краснозвездному смельчаку — они то и дело шарахались по сторонам, уходя от огня его пулеметов. Но вскоре у храбреца, видимо, кончились боеприпасы, и он, круто укоротив траекторию полета, пошел на таран. Но в момент сближения крылатых машин, когда оставалось преодолеть буквально несколько метров (а может, они были преодолены), на него спикировал истребитель, очереди врага ударили по штурмовику. Он свалился на крыло…

Останки героев похоронили под ружейные залпы.

— Спасибо тебе, сынок, и твоим друзьям спасибо, — всхлипнула Елена Алексеевна, слушавшая рассказ Сергея с большим вниманием. — Спасибо за то, что память о нем храните.

У Елены Алексеевны оборвалась многолетняя надежда на то, что Дмитрий, может быть, жив. Впрочем, никто из нас никогда не умел и никогда не научится до конца верить в смерть близких людей, даже если они умирают в нашем присутствии. Но как же тяжко смотреть на могилу, на памятник с датой гибели сына. Одно облегчение, что горечь утраты, тяжесть потери, которую до сих пор Елена Алексеевна несла на своих плечах, теперь искренне разделили с ней другие, добрые, отзывчивые люди.

ФАКЕЛ БЕССМЕРТИЯ