Тревожная весна 1918

Некоторые батальоны были набраны из китайцев- интернационалистов, и их желтокожие офицеры кричали на своем языке, призывая солдат показать всему миру, как храбро умеют сражаться жители Поднебесной. Рядом им в ответ раздавались кличи белобрысых латышских рот. Им откликался ор диких мадьяр: "Хольнуп… хольнупутан!" Это был долгий вой, как у кричащего над жертвой зверя, от которого шевелились волосы на затылке. Он был полон истинного зла и леденил кровь подобно завываниям скребущих монстров или воплям демонов, молящих выпустить их из огненных врат ада. Нашествие народов мира. Ломят массой, гады. Бой начал принимать затяжной характер.

И тогда началась самая страшная бойня… Теперь на нашей стороне уже было преимущество в артиллерии, но численно мы значительно уступали своему противнику. Снаряды визжали, выли, грохотали и убивали. Станковые пулеметы захлебывались, не обращая внимания на перегрев стволов. Да и какая точность тут нужна? Дистанция смешная. Главное – в ту степь бить. Прямо по этой толпе. И как можно чаще, плотнее и гуще. Северная дорога и ее плоские окрестности служила теперь гигантской мясорубкой.

Батальон за батальоном красных шли под плотный огонь повстанцев, и батальон за батальоном погибали на открытом пространстве, но с севера приходили всё новые солдаты, добавляя новые смерти к богатой жатве этого дня. Большевики наступали без какого либо определенного плана, шли беспорядочно, чувствовалось, что они стремятся лобовым ударом сбить нас с железной дороги и очистить себе путь на Ростов. Обдолбались они, что ли? Или, может быть, напились, обкурились опия или сошли с ума. Им даже не пришло в голову предпринять одновременную согласованную атаку со всех сторон.

Казалось, что врагов неисчислимое множество. Куда бы я ни глянул, отовсюду появлялся новый батальон или бригада, присоединяясь к наступлению на город. Когда красные полчища вошли в Хотунок, то на их броневики и "джихадмобили" из окон и чердаков смертельным дождем посыпались коктейли "Молотова" от наших "охотников". Все автомобили противника загорелись и ярко пылали жаркими кострами, пламя ползло по броне и трепетало на ветру, выбрасывая в небо черные клубы дыма.

Полковник Денисов и я находились у Троицкой церкви. Отсюда вся степная равнина, где происходил бой, была видна, как на ладони. Над нами свистело столько пуль, что трудно было понять, стреляют противники в нас прицельно или нет. С севера напирала огромная темная масса, плотная, как сардины в банке, шеренга за шеренгой медленно и неумолимо двигалась к городу.

Враги усиленно умирали. Наши снаряды пробивали колонны, и огонь винтовок и пулеметов, прореживал шеренги красноармейцев, замедляя уже и без того мучительно медленное наступление. От наших метких выстрелов наступающих красноармейцев откидывало назад под ударами пуль, которые могли бы свалить и лошадь. Я видел, как двоих солдат разнесло в ошметки, когда рядом с ними взорвался снаряд, другой пехотинец кричал, лежа с оторванной по бедро ногой. Некоторые раненые пытались нетвердой походкой продолжать движение.

"Ты не сможешь так сделать, Антонов", – думал я, – "ты, ублюдочный сын бесстыжей матери! На этот раз твой фокус не пройдет, и если ты будешь биться своей упрямой красной башкой о крепость из огня и стали, твою армию разнесут на клочки, ты проиграешь войну и никогда больше не увидишь снова Кремль, ты, чертов тупой болотный житель… Мы заставим Вас заплатить за нашу родную землю такую огромную цену, что безумцу Ленину в пору будет схватиться за голову в своем роскошном кремлевском дворце!"

Несколько поредевших батальонов, в бессильном гневе, оставляя после себя кровавый след на молодой примятой траве, потихоньку, со скоростью улитки, переползали ближе к нашим позициям, к неминуемой смерти, и это переползание грозило кончиться полной остановкой, когда всё, что останется от красной армады смешается с Донской землей. Удобрить землю ублюдками, унавозить землю сучьим племенем!

Но резервные колонны красных, что торопились вступить в бой, были огромны, а орудия у обороняющихся немногочисленны, так что великое множество солдат противника неумолимо продолжили свое движение вперед. Нужен был только еще один последний удар – и тогда большевистские орды заполонят наш свободный город. Я понимал, дирижируя силами обороны, пытаясь уловить момент кульминации битвы, что единственная моя ошибка будет фатальной.

Тем не менее, красные колонны приближались. Комиссары гнали их вперед, и кумачовые знамена ярко сияли над ними, покуда они шли торжественным маршем мимо груд своих мертвецов, погибших в предыдущих атаках. Некоторым из солдат большевиков казалось, что они идут на штурм к самым воротам ада, к утробе сатаны, выпускающей дым, плюющейся смертельным пламенем. Новые атакующие кричали на бегу, подбадривая себя и ждущую их в Хотунке красную пехоту перед последним, высшим усилием. Наши раскаленные пулеметы косили цепи красноармейцев как газонокосилка траву на лужайке.