Тревожное небо

Уже с воздуха мы заметили большую толпу народа на ангарной площадке. Как только мы сели и я заглушил моторы, толпа двинулась к нашему кораблю. Через несколько минут мы оказались в тесном кольце жестикулирующих и галдящих людей. Осматривали и ощупывали вся и все: рули поворота и глубины, концы винтов, стволы пулеметов и пушек, даже наши унты и комбинезоны, шлемы и перчатки. Единственное, к чему не отважились прикасаться любознательные руки встречающих нас инженеров, летчиков и механиков, было личное оружие — пистолеты, висящие у каждого на боку. Щелкали языком, кругом стоял гул от бесконечных «вери гуд» и «о'кей». Прошло немало времени, пока дежурным офицерам удалось уговорить любопытных отойти немного подальше и выставить у нашего корабля охрану.

Аэродром Прествик, один из лучших на западном побережье Англии, принадлежал англо-американо-канадской трансатлантической воздушной линии.

Широкие взлетно-посадочные полосы, хорошие мастерские и ангары, равная местность в окрестностях аэродрома, светооборудование и радиомаяки давали возможность принимать и выпускать и пассажирские и военные самолеты в любое время суток.

Пока мы занимались послеполетными делами, прикрепленный к нам переводчик капитан Хадсон успел разрешить все бытовые вопросы, связанные с нашим пребыванием на новом месте. Офицеров разместили в одиночных номерах приаэродромной гостиницы, сержантов и старшин — в просторной общей комнате.

Разобравшись с жильем, вышли в фойе, где нас тотчас снова окружили. Приветственные возгласы вокруг нас раздавались на многих языках мира. Тут были летчики из Америки и Австралии, светловолосые норвежцы, не пожелавшие смириться с квислингами и перелетевшие на своих самолетах через море в Англию. Пыли здесь и темнокожие новозеландцы, летчики из Южной Африки, канадцы, французы.

Самыми горячими словами приветствовал нас летчик-чех, чьи восторженные восклицания не требовали перевода.

— Русский летчик — во-ох! — и он поднимал большие пальцы обеих рук. — Молодец! Скоро Гитлер капут!

На Прествиком аэродроме приземлялись каждый день самолеты, прилетавшие из-за «большой лужи». И каждый раз, когда мальчик-бой объявлял тонким прерывающимся голосом об очередной посадке, вроде «Прибывает самолет из Ньюфаундленда», гулявшие в фойе или сидевшие на высоких круглых сиденьях у стойки бара летчики бросали недопитые бокалы с пивом или виски, выбегали, чтобы посмотреть, как будет садиться прилетевший из-за океана очередной самолет. Тревожась и сочувствуя собрату по оружию, десятки пар глаз провожали садившийся самолет, чтобы затем во весь дух побежать к месту его остановки.

Трудно было остаться безразличным, видя слой льда на передних кромках крыльев, стабилизатора и киля, или отверстия в обшивке, пробитые сорвавшимися с винтов ледяными осколками. Каждый из летчиков по себе знал, чего это стоило экипажу.

В столовой для нас отвели отдельный стол. День-другой нам было нелегко разобраться в карточке-меню. Даже Сергей Романов и тот путал бифштекс с яичницей, но вскоре мы все уже умели отличать блюда от музыки. Привыкли мы и к тому, что при нашем появлении многоязыкие разговоры умолкали и десятки пар глаз провожали нас до места, да и потом, когда мы уже сидели за столом, исподтишка наблюдали за нами.

Наша делегация во главе с В. М. Молотовым вскоре справилась с порученной ему миссией в Лондоне. Наступила пора стартовать на Исландию — последнюю остановку по пути через океан.

Мы самым внимательным образом готовились к этому полету. Все, что можно было, сняли с самолета, стараясь снизить его полетный вес. Находясь за пределами досягаемости фашистских истребителей, сняли бронеплиты, и также большую часть боеприпасов. Это позволило значительно увеличить запас горючего. Для полета через океан снабдили всех нас надувными спасательными поясами. Вездесущие острословы и шутники окрестили их «мисс Мей», ибо в рабочем состоянии их выступающие на груди летчика выпуклости якобы точь-в-точь соответствовали мощному бюсту одноименной кинозвезды Голливуда. Говорили, что сама мисс Мей осталась весьма довольна этой дополнительной рекламой.

Пока экипаж под руководством инженеров готовил корабль и моторы, мы с Обуховым и штурманами направились в штаб трансатлантических перелетов, чтобы познакомиться с организацией полетов на этой нелегкой трассе. Еле заметный среди вековых деревьев тенистого парка, штаб разместился в небольшом двухэтажном домике. Годы покрыли его темные стены толстым слоем пыли, а из больших трещин тянулась к небу ярко-зеленая растительность. Знакомый нам уже колонель-лейтенант Булстроед повел нас на второй этаж. Из широких окон кабинета открывался вид на летное поле, уставленное множеством то стоящих, то двигающихся самолетов. Чуть правее играли в гольф, а еще дальше виднелся покрытый седой пеной бушующий безбрежный океан. Стены помещения были увешаны картами Атлантики с нанесенными на них аэродромами, радиостанциями, маяками и воздушными линиями. Булстроед дал консультацию по всем интересующим нас вопросам.