Тревожное небо

Это был Отто Юльевич Шмидт, начальник Главного управления Северного морского пути, географ, математик и астроном, действительный член Академии наук СССР. Неутомимый исследователь Арктики, Отто Юльевич возглавлял в 1932 году экспедицию на ледокольном пароходе «Сибиряков», которая впервые в истории прошла Северным морским путем от Архангельска на Дальний Восток за одну навигацию. В следующем году Отто Юльевич пытался повторить это на обычном пароходе «Челюскин». Корабль дошел уже до Берингова пролива, но был затерт льдами и вынесен обратно в Чукотское море. 12 февраля 1934 года «Челюскин» был раздавлен льдами и затонул. Из 112 человек, находившихся на борту корабля, 111 благополучно высадились на лед. Всех их доставили на берег летчики А. В. Ляпидевский, С. А. Леваневский, В. С. Молоков, Н. П. Каманин, М. Т. Слепнев, М. В. Водопьянов и И. В. Доронин, ставшие первыми Героями Советского Союза. Весь мир следил за героической эпопеей спасения людей из «лагеря Шмидта». В очередной раз фамилия Шмидтэ обошла все газеты земного шара три года спустя — 21 мая 1937 года, когда летный отряд Героя Советского Союза М. В. Водопьянова, под общим руководством О. Ю. Шмидта и начальника полярной авиации М. И. Шевелева, высадил на Северный полюс четверку мужественных зимовщиков — И. Д. Папанина, Е. К. Федорова, Э. Т. Кренкеля и П. П. Ширшова. За эту беспрецедентную в истории Арктики операцию О. Ю. Шмидту и М. И. Шевелеву было присвоено звание. Героя Советского Союза.

— … А что скажете вы, Михаил Сергеевич, — спросил ОттоЮльевич.

— Неполадки еще есть, — встал со стула плотный, с небольшими коротко подстриженными усиками немолодой уже человек. На груди его поблескивала Золотая Звезда. Говоривший уточнял, что еще не сделано и не доставлено, сетовал на то, что у него еще нет второго пилота, а я старался припомнить портреты летчиков полюсной экспедиции, пытаясь угадать фамилии Героев Советского Союза. Да это же Бабушкин.

— А как ваша фамилия? — неожиданно спросил меня Шмидт.

— Пусэп, — вскочил я со стула.

— Ага, так это к Фабио Бруновичу, — заметил он, заглянув в одну из лежащих на столе бумаг. — У Бабушкина — Глущенко.

Следующим докладывал Я. Д. Мошковский, а за ним Шмидт вызвал Фабио Бруновича.

Невдалеке от меня поднялся плечистый, с подстриженной острой рыжей бородкой средних лет летчик. Закончив свое выступление, присел ко мне и протянул руку.

— Будем знакомы, Фарих.

Совещание продолжалось. Отто Юльевич вел опрос руководителей различных служб, входящих в состав летного отряда. Пока они докладывали о своих делах, мой будущий командир вполголоса называл фамилии выступавших. Навигационную службу представляли военный штурман И. М. Шелыганов и астроном — Шавров, инженер отряда — Володя Гутовский, «мировой парень», как его охарактеризовал Фарих. Врачом отряда был Ефим Михайлович Россельс.

Мне стало ясно, что готовится летная экспедиция на поиски экипажа С. А. Леваневского и мне предстоит принять в ней участие в составе экипажа полярного летчика Ф. Б. Фариха.

Когда совещание закончилось и все мы вышли в коридор, Фарих спросил:

— Ты где остановился?

— Пока нигде. — удивился я неожиданному «ты».

— Пойдем в МАГОН, к Кузичкину. Говорят, что для иногородних (он так и сказал «иногородних») номера заказаны в гостинице ЦДКА.

Что такое МАГОН и кто такой Кузичкин, я спросить не решился. Поднявшись этажом выше, все выяснилось само собой. МАГОН — это Московская авиагруппа особого назначения, а Кузичкин — командир авиагруппы.

— Завтра к девяти приезжай на центральный аэродром, — наказал он мне, прощаясь.

… На центральном аэродроме уже издали были видны выстроившиеся в ряд четыре выкрашенные в оранжевый цвет самолета Г-2. Эти четырехмоторные корабли отличались от однотипных с ними боевых машин ТБ-3 застекленными кабинами летчиков, дополнительными бензобаками, установленными в бомбовом отсеке. На фюзеляжах кораблей белели метровые цифры: Н-210, Н-211, Н-212, Н-213. У крайнего самолета я увидел Фариха, о чем-то говорившего с плотным коренастым человеком лет 32–35.

— А! Вот и Пусэп, — улыбнулся мне командир. — А это, — кивнул он на собеседника, — Николай Львович, наш первый бортмеханик.

— Кекушев, — представился тот. С самолета спустился еще один:

— Штурман Гордиенко, — подошел он ко мне.

Через несколько минут вокруг нас собрался весь экипаж: бортмеханики В. Терентьев и П. Иванов, радист А. Ковалевский и доктор отряда, виденный мной уже на совещании у Шмидта, Е. Россельс. Последним спустился с корабля техник по автопилотам Ваня Рудый.

— Слушай, ты не против, если мы тебя Женей будем звать? — спросил меня Фарих, когда мы, забравшись наверх, сидели на пилотских местах и проверяли управление, — а то уж очень, непривычное у тебя имя.

Я возражать не стал, и так меня с его легкой руки стали называть вначале члены своего экипажа, а потом и другие участники экспедиции.