Тревожное небо

— Пойдем в ресторан, — предлагает Глеб Косухин по окончании сеанса. — Посидим, людей посмотрим. Делать все равно нечего.

А мне в ресторан не хочется. И я прошу радиста:

— Боря, возьми, пожалуйста, мне билеты еще на два-три сеанса. Я пока посижу тут, а вы, когда пойдете домой, меня прихватите.

— И ты так и будешь тут сидеть? Три сеанса подряд? — спрашивает меня Глеб.

— Так и буду…

… Назавтра, 24 октября, к всеобщей радости, получаем из Москвы разрешение на вылет, и, хотя небо по-прежнему хмурится, благополучно под мелким дождичком опускаемся на Химкинском водохранилище и встаем на якорь в той же «бухте Матвея», откуда мы вылетели в июне.

…Несколько дней спустя мне позвонил начальник Управления Полярной авиации, депутат Верховного Совета Союза ССР Марк Иванович Шевелев.

— Вас примут в Институт курортологии, на Садово-Кудринском, шофер знает, где это.

И, переходя на «ты», добавил:

— Не унывай, юджен, там тебя быстро поставят на ноги. Ну, бывай, выздоравливай скорей.

Но это «быстро» оказалось долгим. Прошло много месяцев, пока я, поддерживаемый сестрами и нянями с двух сторон, сызнова начал учиться ходить. И только через полгода вновь обрел уверенность и зашагал по-прежнему, на своих двоих. Но… предстояло еще одно испытание: медицинская комиссия. Летать или не летать… Успокоение пришло лишь тогда, когда после тщательной проверки всех моих «агрегатов» председатель комиссии вывел на моем пилотском свидетельстве: «Годен в летной работе».

Глава 4 В небе войны

На Берлин

Четвертый год я работаю в Арктике.

Лето грозного сорок первого года я встретил, готовясь к ледовой разведке в составе экипажа Героя Советского Союза М. В. Водопьянова, никак не думая, что наше мирное небо вот-вот начнут исчерчивать самолеты с крестами на плоскостях, и земля под ними заполыхает огнем войны.

Прибыв по железной дороге в Красноярск, мы приняли там самолет и полетели в Игарку.

Двухмоторная серебристая летающая лодка покачивалась на широкой глади могучего Енисея, прямо против города. Механики Костя Сугробов и Володя Ковалев колдовали над моторами. Мой старый друг штурман Саша Штепенко разложил огромную, с простыню, карту на полу своей кабины и мудрил над нею с линейкой и транспортиром. Самая что ни есть «черная» работа, — накачать в крылья самолета более пяти тонн бензина, — как и всегда, досталась нам, летчикам, и радисту Васе Богданову.

Полет предстоял длительный: надо было выяснить ледовую обстановку в центральной части Северного морского пути. А это означало, что требуется облететь Карское море, обогнуть с севера Новосибирские острова, посмотреть, что делается в море Лаптевых… Правда, мы могли свою задачу выполнить, не «вытягивая» последних километров: общую картину льдов можно было составить и не заглядывая во все уголки, но… стало известно, ^то экипаж самолета Ивана Черевичного провел в полете над льдами Северного Ледовитого океана сутки с лишним…

Этого наш штурман не мог стерпеть. Если смог Черевичный, сможем и мы! Поэтому и была дана команда — заправиться бензином по самые пробки…

Только после обеда, часам к пяти, все было готово и можно стартовать. Завели моторы, выбрали якоря.

Пробежав добрую милю по острым гребешкам речных волн, тяжело нагруженный самолет нехотя оторвался от воды и без разворота, продолжая идти по прямой с набором высоты, направился на север.

— Ну, Женька, — теперь жми пока один, а я посплю малость. Как начнутся льды, разбудишь, — и командир исчез в кормовой рубке.

Спать, однако, ему пришлось недолго. Уже по пути к Диксону под нами стали появляться грязные поля ломаного, не успевшего» еще растаять речного льда. Вслед за ними засверкали на ярком солнце коренные льды полярного бассейна, чистые и белые, как снег. Вскоре все видимое нами пространство оказалось закрытым сплошным льдом, лишь редко-редко ето прорезывали черные зигзагообразные полыньи чистой воды.

— Летчики, смотрите, как медведи чешут… — заглянул кнам в кабину Штепенко.

По белоснежной ледяной равнине справа, чуть впереди нас, катились три серовато-желтых комка: медведица с двумя медвежатами. Я подвернул немного правее, чтобы пройти над ними. Было хорошо видно, как с нашим приближением медведица остановилась, приникла ко льду и, оскалившись, смотрела на самолет. Малыши тесно прижались к ее бокам.

Погода стояла отличная. Внизу ослепительно блестела белая бескрайняя ледяная равнина. Пришлось одеть темные очки. Черные полыньи и разводья встречались все реже и реже. Вскоре они исчезли совсем. Лед 10 баллов. Коренной. Паковый.

С борта самолета время от времени уходили сводки о состоянии льда, которые отстукивал в эфир наш радист Вася Богданов.

— Штурман, — окликнул Штепенко командир. — Ведь где-то здесь должны быть корабли?

— Они здесь, — поднял голову невозмутимый Штепенко, — впереди и левее нашего курса.

— Дай-ка курс, посмотрим, что там у них делается.

— Курс 307, — незамедлительно сообщил Штепенко.

Через десяток минут появились три темных точки. Водопьянов, кивнув мне, чтобы я взял управление на себя, пошел в штурманскую кабину.