Тревожное небо

Зимой 1933 года на наш аэродром привезли упакованный в громадный ящик новый советский истребитель И-3 конструкции Поликарпова. Естественно, что появление нового, притом отечественного, самолета вызвало среди летчиков-инструкторов большое оживление: кто же этот счастливчик, кому будет поручено на нем летать?

Пару дней спустя, когда я занимался со своей группой наземной подготовкой, к нам подбежал посыльный:

— Инструктор Пусэп — к командиру эскадрильи!

Оставив курсантов на попечение авиатехника Аркадия Кожина, я поспешил в штаб.

Командиром эскадрильи был Александр Трубников, человек нервный и вспыльчивый, но отличнейший летчик. Летал он лучше любого из нас. Его пилотажем любовались и инструкторы, и курсанты. Как он садился, было любо смотреть: впритирочку к «Т» (посадочному знаку), всегда на «три точки».

Комэск разбирал какие-то бумаги.

— Садитесь, — сухо ответил он на мой рапорт.

— Примите И-3, изучите его, инструкция у инженера эскадрильи. Ему же сдадите зачеты. Срок — неделя.

— А… как же с курсантами? Буду обучать их дальше?

— Все останется как было. Закончите программу на Р-первом, будете тренировать их на истребителе. Все. Можете идти.

Обратно летел как на крыльях. Неделя, установленная командиром для изучения материальной части, мне и не понадобилась. Уже через два дня сдал зачет инженеру эскадрильи, тот доложил командиру, и мне разрешили начать тренировку на И-3.

…Летом жили мы вместе с курсантами прямо на аэродроме, в палатках. По субботним вечерам уезжали на грузовиках в город, в воскресенье приезжали обратно. Зимой мы переселялись на квартиры, расположенные в городе. Дорогу на аэродром так заметало снегом, что ездить можно было лишь на лошадях. Но так как школа рысаков не имела, нам приходилось ежедневно шагать по сугробам четыре километра утром и столько же вечером.

В кожаном, подбитом мехом пальто, в фетровых сапогах, вязаном шерстяном подшлемнике, шлеме на беличьем меху с громадными очками выступали мы каждое утро, еще затемно, из города. Метель, не метель, а на аэродром идти надо. Тридцать пять — сорок градусов ниже нуля для Оренбурга не новость.

Шагали молча. У ворот молча показывали часовому запрятанные за целлулоид планшета пропуска и шли к ангарам.

Курсанты выводили из ангаров самолеты. Техники пропускали через радиатор по нескольку ведер горячей воды, закрывали нижние краники, и начиналась процедура запуска мотора. Тогда это была довольно трудоемкая операция. Винт проворачивался несколько раз руками. Затем его ставили в горизонтальное положение. На одну лопасть одевался похожий на рукавицу кожаный мешок, прикрепленный к толстому резиновому шнуру — амортизатору.

— Внимание, к запуску!

— Есть к запуску!

Человека четыре натягивают амортизатор, моторист поддерживает рукой винт, и когда шнур натягивается до предела, отпускает винт. При удаче мотор запускается с первого-второго раза. Но чаще эта процедура повторяется бесконечное множество раз. Однако в нашей школе уже появилась новинка — автомашина-стартер. Подъехав к самолету, шофер сцеплял специальный с осью винта, включал свой двигатель и крутил пропеллер до те? пор, пока мотор самолета не запускался.

Моим заданием на новом истребителе в тот раз был пилотаж: боевые развороты, одинарные и двойные бочки, пара, иммельманов и под конец — «петли Нестерова», которые в те годы имели весьма мрачное название — «мертвые петли». Спуск — спиралью, расчет на посадку со скольжением и, конечно, сама посадка на три точки рядом с «Т».

С помощью механика я проверил исправность лямок парашюта: они только становились постоянным спутником летчика, затем залез в кабину, застегнул ремни, подвигал рулем и элеронами, опробовал мотор. Все было в лучшем виде, и я поднял большой палец. Кожин и механик удовлетворенно усмехнулись: знай, мол, наших!

Оставляя за хвостом тучи снежной пыли, истребитель пошел на взлет. Кабина была открытой, только узенький козырек защищал лицо от ветра. Сделав над аэродромом большой круг с набором высоты, я увидел, что мне навстречу стремительно несутся серые скопления туч. «Опять пропал летный день», — мелькнула досадная мысль. Высотомер показывал расстояние до земли 700 метров. А по заданию пилотаж должен был выполняться на 800… «Ничего, — решил я, — хватит и семисот».

Полетное задание я выполнил благополучно, оставались лишь «петли». Добавляя обороты мотору, поглядываю на указатель скорости: 200… 210… 220… 230 — хватит! Мягко потянув ручку на себя, начал ввод в «петлю». Горизонт провалился вниз, исчез с глаз. Истребитель встал на дыбы и… тут же оказался в облаках. Потянув ручку до отказа, ждал, когда снова покажется земля. Но она почему-то не появлялась. Секунды тянутся долго. Перед глазами по-прежнему все серо. Свист ветра в растяжках заставляет взглянуть на скорость… Но разглядеть приборы почему-то не могу. Смахнув очки, ветер тотчас их уносит, я с ужасом вижу, что самолет пикирует отвесно вниз, стрелка указателя скорости дрожит где-то около четырехсот…