Тревожное небо

Пока медведь был занят этим, мотористу удалось схватить железный лом. Теперь он уже мог защищаться. Выбрав подходящий момент, моторист ударил медведя по лбу. Рыча от боли и ярости, зверь встал на дыбы. В тот же момент раздались выстрелы… и грузное тело рухнуло на палубу. Капитан Бурке и один из матросов держали все время зверя на прицеле. Выстрелы были точными — когда моторист ткнул медведя концом лома, тот не подавал уже никаких признаков жизни.

Все вздохнули с облегчением.

— Где же вы научились так ловко лазить по канату? — с улыбкой спросил меня капитан Бурке.

— По нужде и вол в колодец полезет, — ответил я эстонской поговоркой.

Моряки освежевали зверя и перенесли мясо на камбуз.

Закончив свою смену, мы отправились на корабль. Пар поднимался от больших блюд с медвежатиной на выбор: жареной и вареной. Это был замечательный пир! И шутки на наш счет отпускались без конца и края!

… После ухода «Русанова» на берегу снова началась напряженная работа. Наконец весь груз был перевезен на склады. Начали монтаж доставленной нам электростанции.

Приближалась осень. Солнце уже не стояло днями и ночами на горизонте, а садилось за ледяные глыбы — сначала в полночь, а затем уже и в более ранние часы. Установился обычный ритм чередования дня и ночи.

В одну такую ночь нас разбудил сильный лай собак.

— Что это они там опять расшумелись? — возмутился штурман Лев Рубинштейн, любивший поспать.

— Наверное, медведи бродят, — предположил я, вылезая изтеплого спального мешка.

— Что, если посмотреть? — заинтересовался и Орлов.

Мы быстро оделись, схватили ружья, фотоаппараты и помчались на улицу. Собаки, которых держали на полярной станции для езды в упряжке и перевозки грузов, в большом волнении прыгали и лаяли, рвались с цепи…

На западной стороне неба стояла полная луна, на северо-востоке уже начало светать, ветер стих.

Не успели мы спустить собак с цепи, как они сразу же помчались прямо в сторону бухты Теплица.

Снег был довольно плотный, и по нему могли свободно передвигаться не только собаки, но и люди. Поэтому вместе с присоединившимся к нам Петениным мы помчались за собаками, не надев лыж. Многоголосый лай отдалился, но становился все более яростным. Пробежав километра два, мы увидели необычайное зрелище: собаки образовали круг и отчаянно лаяли на кого-то. Приблизившись, мы увидели главных виновников этой суматохи. Окруженная собаками, топталась большая белая медведица, за которую пытался спрятаться маленький, двух-трехмесячный медвежонок.

Стало уже довольно светло. Я выхватил из-за пазухи фотоаппарат. К. сожалению, успел сделать лишь один снимок, когда раздался выстрел и медведица рухнула на снег.

— Надо же было тебе так торопиться, — ругал я Петенина. — Можно было сделать еще несколько хороших снимков…

Но делать нечего. Медведица лежала на снегу, а малыш бойко стоял за себя.

— Давайте поймаем маленького и воспитаем, — предложил Степанов, только что вместе с Чернышевым прибывший к месту происшествия.

Пока Петенин ходил за сеткой и санями, мне удалось сделать еще несколько снимков. Потом мы завернули медвежонка, ростом с хорошую овчарку и оказывавшего упорное сопротивление, в сетку и на санях повезли к нашему жилищу.

Чернышев и Петенин остались снимать шкуру с медведицы. Мы с Орловым смастерили широкий ошейник и посадили малыша на цепь, прикрепленную к большому камню недалеко от дверей.

Маша (так мы назвали медвежонка) чувствовала себя вначале довольно скверно. Особенно досаждали ей собаки, которые нахально пытались утащить принесенную для медвежонка еду.

Пока Маша бранилась с одной из них, другая успевала съесть ее пищу. Нам не оставалось ничего другого, как построить Маше из досок будку, открытую только спереди.

Вскоре Маша привыкла к людям и ее можно было освободить от цепи. Большую симпатию она испытывала к тем, кто ей чаще приносил еду, особенно сгущенное молоко, ее любимое лакомство. Уже издали заметив в руках человека банку, она облизывалась и садилась. Получив первую порцию, она закрывала от наслаждения глаза и с умильным видом ожидала следующей.

Маша быстро привыкла к своему имени и сразу же прибегала на зов. Когда ее чесали за ухом, она урчала от удовольствия, положив свою голову человеку на колени. Как каждый детеныш, Маша любила возиться и шалить, а особенно увлекалась борьбой. Она вставала на задние лапы, обхватывала противника за пояс и старалась повалить его. Если после долгой возни ей удавалось положить противника на лопатки, она с чрезвычайно гордым видом клала переднюю лапу побежденному на грудь и лизала своим шероховатым языком лицо и руки лежащего. Однако если побежденный оставался долгое время неподвижным, Маша начинала скулить и пыталась «воскресить» его, тыча носам в бок или катая лапой, чтобы снова затеять борьбу.