Тревожное небо

И вот теперь мне предстояло на таком же самолете испытать средства управления полетом по радио. Поэтому Шевелев и вспомнил об этом нелегком перелете, совершенном нашим экипажем…

— Конечно, помню. Такое не забудется никогда! — задумчиво произнес я.

Шевелев немного помолчал.

— Правда, не забудется, — согласился он. — А теперь к делу. Конструктор сейчас в институте. Но к тому времени, когда ты доберешься до аэродрома, и он туда прибудет. Без него там нечего делать. Ну как? Согласен?

— Конечно, согласен. Все-таки дело… Когда все другие вкалывают вовсю, а ты бездельничаешь, свихнуться можно, — излил я накопившуюся в душе горечь.

— Ну-ну! Будь мужчиной! Когда справишься с этим «радиолетуном», на заводе будет готов и новый самолет. Уж я тогда позабочусь, чтобы ты его получил.

Полковник Шевелев хорошо знал людей, с которыми работал, и умел руководить ими лучше, чем многие другие начальники. Он и на этот раз понял мое душевное состояние, сумел найти нужную струнку, чтобы поднять настроение.

В моей душе все радостно запело. Ура! Я получу новехонький самолет!

— Насчет житья-бытья беспокоиться не надо, — улыбнулся Шевелев. — Я позвонил туда заранее, зная, что ты согласишься. Все необходимое на месте. Майор Федоров, который до сих пор проводил испытания, введет тебя в курс дела. Ну, давай! Бели что-нибудь понадобится, позвони мне. До встречи, — сказал он, пожимая мне руку.

Электричка, на которой мне предстояло ехать, была переполнена. Узлы, мешки и ящики, коляски и лопаты, корзины и чемоданы. Люди держали свою поклажу в руках, под мышкой, на спине и даже на голове. Еле-еле мне удалось втиснуться в вагон и выслушать при этом далеко не нежные слова. Но дело приняло совсем плохой оборот, когда настало время выходить. На промежуточных станциях больше народу входило, чем выходило. Поэтому меня оттеснили в середину вагона. Вряд ли на своей станции я смог бы пробраться к двери, если бы не помог случай. Немного впереди меня прокладывал себе дорогу к двери еще один офицер в фуражке с красным кантом. Он оказался значительно решительнее меня. Увидев, что за несколько минут стоянки электрички к дверям ему не пробраться, он, разозленный неуместными шутками по нашему адресу, выхватил пистолет и крикнул:

— Дорогу!

В потолок, грохнул выстрел. Я подумал, что сейчас нас изобьют. Но нет! Люди испуганно смотрели на дымящийся ствол пистолета и, стараясь отодвинуться от него как можно дальше, теснились, освобождая дорогу. Мы тотчас же воспользовались этим. Поезд, правда, уже тронулся, но мы с офицером успели выпрыгнуть на платформу.

На контрольно-пропускном пункте у аэродрома я затруднений не встретил. Часовой взглянул на меня, затем на фотокарточку в удостоверении личности и, найдя в списке на столе под стеклом мою фамилию, отдал честь:

— Проходите!

На аэродроме глазам моим открылась непривычная пустота. Я был здесь не впервые и привык видеть стоявшие рядами самолеты. И не только стоявшие, но и взлетающие или приземляющиеся. Одни самолеты прилетали, другие улетали, третьи, выполняя свои задания, кружились над аэродромом или подальше, в так называемых «зонах», которые имели свой номер и находились над определенными наземными ориентирами.

Теперь тут стояла тишина. Лишь несколько самолетов У-2, «Дуглас» и отечественный вариант того же типа Ли-2 сиротливо

Стояли в левом углу летного поля. Там же, немного подальше от них, находился четырехмоторный гигант ТБ-3 с широкими крыльями, покрытыми гофрированным дюралюминием, — ветеран, который уже к началу войны так устарел, что летчики переименовали его в «летающий гроб». Малокалиберные пулеметы, небольшая скорость полета, а также огромные размеры делали этот самолет легкой добычей для истребителей врага.

Я огляделся. Вокруг — ни души. Даже у гигантского ТБ-3, к которому я направился, никого не видно. Когда я дошел до него, на лестнице, приставленной к открытому входному люку, показались чьи-то ноги. Секунду другую спустя, увидев его черные кудри и смуглое лицо, я догадался, что попал куда надо и к кому надо.

Это был Чачикян Рубен Григорьевич, душа и руководитель испытаний этого самолетающего корабля, к кому меня направил Шевелев. Спустившись на землю, он заявил об этом и сам. Пока мы взаимно представлялись и Рубен Григорьевич старался выговорить мое не совсем обычное имя-отчество, с самолета спустился стройный мужчина в коричневом кожаном пальто. На голубых углах его воротника блестели два красных прямоугольника. Майор. Следовательно, это майор Федоров, о котором говорил Мне Марк Иванович.'

— Как здорово, что вы прибыли, — обрадовался майор, пожимая мне руку. — Будем знакомы, майор Федоров. — И тут же добавил:

— Меня назначили заместителем командира полка в действующую армию. Уже сегодня я должен быть на месте.

Судя по всему, майора здесь уже ничто больше не интересовало.

— Товарищ Чачикян введет вас в курс дела. Да ничего особенного тут и нет. Самолет и моторы в порядке. Сейчас их заведут, сами убедитесь.

— Ну что-ж, до свидания, — протянул Чачикян Федорову руку. Попрощавшись и со мной, майор поспешил уйти.