Тревожное счастье

…Близость принесла Петру то особенное ощущение счастья, какое, вероятно, человек переживает только однажды. Он чувствовал себя самым счастливым из всех людей, каких знал и видел. Это была пора самого высокого взлета всего лучшего, что было в его душе. Он находился в состоянии какого-то необыкновенного опьянения: весь мир казался ему в эти майские дни сказочно очаровательным, а в центре этого мира его солнцем была она — его Саша. Она освещала его своим сиянием, согревала своим теплом… Он ходил к ней в амбулаторию, провожал к больным в самые дальние деревни и часами ждал где-нибудь на краю деревни ее возвращения. И ожидать ему тоже было радостно, потому что исчезла безрассудная ревность. Она, эта ревность, пропала с приходом близости и сознания, что Саша — его жена. Слова «муж» и «жена», которые он раньше не любил и считал грубыми, непоэтичными, теперь казались самыми красивыми. Он гордился тем, что он муж, и когда услышал, как хозяйка объясняла одной женщине: «А это муж докторши!», был на седьмом небе.

Однажды Петро сидел на скамье возле хозяйкиной хаты, радовался первому теплому дню и уверял себя, что видит, как растут листья на липе и трава под ногами.

К нему подошел молодой человек, поздоровался и несмело сел на край скамьи. Петро не сразу узнал в нем Владимира Ивановича. Узнав же, стал рассматривать с невежливым любопытством — так, что учитель смутился. Заметив его смущение и вспомнив, каким самоуверенным, ловким и веселым был учитель в прошлом году на волейбольной площадке, Петро почувствовал себя победителем, а значит, человеком более остроумным и ловким. «Это тебе не в волейбол играть. Я покажу тебе, какой я бука». И он начал разговаривать с учителем таким тоном, каким взрослые разговаривают с детьми.

— Как дела, товарищ педагог? — спросил он с усмешкой.

— Ничего, спасибо, — серьезно ответил Владимир Иванович.

— Что вы преподаете?

— Математику.

— О, это очень серьезный предмет, тут надо уметь шевелить мозгами.

— Безусловно, — согласился учитель.

— Ну, и как чувствует себя ваша математика?

Вопрос был неумный, насмешка явной, но Владимир Иванович не нашелся и не смог ответить так, чтобы Петру стало стыдно.

— Как чувствует?

— Ну, как знают ее ученики, например?

— Хорошо знают.

— Хуже или лучше учителя? — Петро в упор смотрел на своего бывшего соперника, и в глазах его прыгали чертики.

Учитель понял, что продолжать беседу с этим самовлюбленным юношей невозможно. Он опустил голову и задумчиво постукивал тонким прутиком по носку своего ботинка. Потом поднял голову и решительно сказал:

— А теперь вы ответьте на один мой вопрос. Но откровенно…

— Пожалуйста.

— Кем вы приходитесь Александре Федоровне?

— Я? Мужем. Кем же еще! — с гордостью ответил Петро.

— Благодарю вас, — учитель поднялся. — Будьте здоровы. Желаю вам счастья. — И, рассекая прутиком воздух, быстро пошел вдоль улицы.

Петру хотелось засмеяться вслед ему, но он сдержал себя, смущенный искренним пожеланием учителя.

Потом, примерно через час, гуляя в саду, Петро опять увидел Владимира Ивановича. Он вышел из амбулатории. «Вот бродит человек, как привидение. Что ему здесь надо?» — подумал Петро.

Саши в амбулатории не было: она уехала в местечко на какое-то кустовое совещание.

Петру вздумалось зайти в амбулаторию одному. Он нашел ключ, открыл дверь и, увидев на полу бумажку, поднял ее и развернул.

«Александра Федоровна! Вы говорили мне, что никому никогда не лгали. А мне вы солгали. Зачем? Вы уверяли, что этот юноша — ваш брат. А теперь я знаю, что он ваш муж. Мне обидно, что вы сказали неправду. Однако желаю вам счастья.

Вл.».

Петро пожал плечами. Ему казалось странным и смешным, что серьезный человек, учитель математики, два часа подряд ходил вокруг амбулатории, чтобы подсунуть под дверь эту записочку. Петро забыл, что совсем недавно сам совершал еще большие глупости. Он теперь не задумывался, почему Саша так долго говорила всем, что он ее брат, теперь это не волновало его: Саша — его жена, и он самый счастливый человек в мире.

Когда Саша вернулась, он подал ей письмо. Она, прочитав, покраснела.

— Какой он чудак! А что я могла ему сказать? Он так настойчиво допытывался, кто ты.