Тревожные будни

— Коли так, хорошо. Нам люди ох как нужны. Мы даже инвалидов не чуждаемся. Они к нам пришли вроде как с войны на войну. А ты, брат, целехонек, пригож, орел. Летай! — Начальник улыбнулся, и у него неожиданно оказалось добродушное лицо, такое, какое бывает у отцов семейств в окружении детишек. — Летай, — снова повторил он, — коли крылышки прорежутся. Мне недосуг сейчас тобой заниматься — к большому начальству зовут. Так что не обижайся, не могу с тобой политмассовую работу провести. Приступай-ка прямо к делу. Идет? Отлично. Тогда найди в девятой комнате следователя Блинова. К нему в подчиненные и поступишь. Учти, человек он не сахар, но в нашей профессии — академик. Будешь у него прилежно учиться, тоже профессором станешь. Он тебе расскажет, где и как оформить потом документы. Ясно? Вопросы есть? Нет! Желаю удачи.

Андреев вышел. По длинному, еле освещенному коридору двинулся в поисках девятой комнаты. По дороге мелькнула предательская мысль: «А не уйти ли вовсе, не поискать ли чего-нибудь более спокойного?» В конце концов, каждый имеет право выбирать. Но тут же устыдился собственной слабости и, будто боясь передумать, зашагал быстрее.

Сердце екнуло, замерло, когда он взялся за ручку двери и, не постучавшись, отворил ее. За столом, на котором разноцветной грудой ползли к потолку толстые и тонкие папки, сидел, согнувшись над бумагами, немолодой человек с гладко причесанными редкими волосами.

Он медленно приподнял голову и посмотрел на Андреева с откровенным любопытством. Но спина его так и осталась согнутой.

Словно пригвожденный к месту этим взглядом, Андреев недвижимо застыл у двери. Сердце его тревожно заколотилось, в горле пересохло, и он не мог вымолвить ни слова.

Этот человек за столом, по-видимому, и был Блиновым, раз, кроме него, никого не было. По его лицу мелькнуло нечто вроде улыбки, он молча встал из-за стола и, по-прежнему не распрямляя спины, слегка прихрамывая, пошел навстречу Андрееву. Остановился на расстоянии не более одного шага и вопросительно глянул ему прямо в глаза. Они с минуту стояли друг против друга молча — один (Андреев это быстро сообразил) — когда-то высокий и стройный, но, видимо, согнутый теперь из-за ранения позвоночника, человек в летах, утомленный работой и болезнями, другой — намного меньший ростом, внешне совсем юный и здоровый, не изведавший еще ни усталости, ни сложных превратностей жизни.

Тот, что был старше, первым прервал молчание и протянул руку:

— Давай знакомиться — Блинов. А ты, наверно, и есть Андреев? Не удивляйся, мне о тебе сообщили. Как звать?

— Василий.

— Василий, — повторил Блинов, точно боясь забыть это имя. Он тяжело повернулся и пошел на свое место. Со спины он выглядел совсем тощим, худым, почти жалким. Когда уселся, опустив голову в бумаги, то из-под торчавших папок и вовсе стал маленьким и неприметным. — Располагайся, вот стул. — Он опять в упор посмотрел на Андреева, и во взгляде уже было не любопытство, а нечто такое, что заставило Василия вздрогнуть. Казалось, что этот хромающий, согнутый человек вот-вот сгруппируется и не фигурально, а физически заберется в душу Андреева, чтобы обосноваться там и детально ее изучить изнутри. — Чего ж ты молчишь? Рассказывай...

Андреев непонимающе заморгал глазами и торопливо опустился на стул.

— Чего молчишь? — с подбадривающими нотками в голосе проворчал Блинов. — Рассказывай, зачем пришел.

— Работать, — только и выдавил из себя Андреев.

— Работать, значит... Угу... А сколько годков тебе?

— Двадцать исполнилось.

— Ах, двадцать. Другое дело. Я думал, ты моложе. Форма-то откуда?

— Как «откуда»? На флоте служил.

— По годам, получается, недослужил? Почему?

— Демобилизовали из-за болезни.

— Где проходил службу?

— С сорок третьего до сорок пятого — в Ленинграде, а потом — на Каспии, — торопливо сообщил Андреев.

— В Ленинграде, говоришь, с сорок третьего по сорок пятый. Да, время там было несладкое. — И, прерывая какие-то свои мысли, Блинов недоверчиво уточнил: — Что-то у тебя с годами сплошная путаница. Больно рано, выходит, служить пошел.

— Так и есть, — тетерь уже спокойно и деловито объяснил Андреев. — По комсомольскому набору в военно-морское подготовительное училище пошел.

— Учился, значит?

— По шесть часов учились, а потом по восемь — десять работали.

— Трудно было?

— Поначалу с непривычки очень, а потом втянулся.

— А чего вдруг на Каспии очутился?

Андреев вспомнил приключившуюся с ним историю, и невольная улыбка пробежала у него в глазах, что не ускользнуло от взгляда Блинова.

— Чему улыбаешься?

— Не знаю, как и сказать.

— Лучше всего прямо, без всяких этих...

— В Ленинград приехал Вертинский — знаменитый певец. О нем тогда мало что знали, пластинки с его песнями в основном из-под полы продавали. Всякое рассказывали об этом человеке. Уехал за границу в революцию, вернулся в конце Отечественной войны. Говорили, что он построил на свои деньги несколько самолетов. Ну, в общем, личность заметная.

Блинов слушал не перебивая.