Тревожные будни

— Извините, пожалуйста, но наслышан я, что вы интересуетесь личностью нашего участкового. Вот, почел долгом своим внести лепту... Разрешите представиться, Фимотин... Значица, так! Достойнейший человек Андрей Филиппович... Мужчина он правда суровый, без всяких там улыбочек, и кое-кому это не нравится... Но меня лично не это беспокоит...

— Да-а?

— Пьет он...

Тихонов ошарашен, но следующий вопрос задает как можно небрежнее:

— Так и монахи пьют... Важно, как, где и с кем?..

— Вот именно, как и где, — соглашается Фимотин. — Кабы он дома да в выходной — на здоровье и пожалуйста... Только вот как раз дома обстановка у него самая неподходящая. Не для выпивки неподходящая, а вообще...

— Что значит «вообще»?

— С женой у них нелады, — доверительно говорит Фимотин, — не мое это, конечно, собачье дело, извините за выражение, но... но...

— Это очень важно, все что вы говорите...

— Так ведь потому и сообщаю... Не ровен час, наберется наш Андрей Филиппович, заснет где... А в кобуре-то оружие...

 

— Жена у меня хороший человек, — говорит Поздняков, — женщина самостоятельная, строгая...

Они с Тихоновым снова идут по участку.

— Так отчего же у вас семейная жизнь не ладится? — осторожно спрашивает Тихонов.

— Да нет у нас никакой семьи. Давным-давно живем как соседи... как чужие...

— А что случилось?

— Да ничего! — в голосе Позднякова привычная горечь. — Стесняется она меня, наверно... Ведь она теперь кто — научный сотрудник, а муж — простой милиционер... Когда познакомились мы с ней, работала аппаратчицей на химзаводе... Уставала ужасно, а все равно ходила в вечернюю школу. За партой, случалось, засыпала, но школу окончила и поступила в институт. Работала и училась все время... И вдруг стало ясно: она человек, а я так... Только какое это имеет отношение?.. Я ведь и сам кое в чем кумекаю — не первый год в милиции...

— Я не сомневаюсь в вашем опыте, — говорит Тихонов, — но ни один врач сам себя лечить не может...

— Это верно, — Поздняков качает головой. — Особенно если врачу тому веры нет: действительно больно ему или он прикидывается?..

— Давайте договоримся, Андрей Филиппович, — предлагает Тихонов, — не возвращаться больше к вопросу о доверии. Вы ведь не барышня в парке, чтобы я вам каждые десять минут повторял насчет своей любви и дружбы. Скажу, не лукавя: история с вами произошла просто фантастическая. Я понял, что я ошибся. Но это надо теперь доказать начальству, а для этого факты нужны, факты...

 

Тихонов в лаборатории профессора Лыжина. В лаборатории длинные столы, вытяжные шкафы, грандиозные приборы, десятки колб, пробирок, ламп, датчиков... За приборами работают люди в белых халатах.

— Вот здесь мы и колдуем... — говорит Лыжин, и, указывая на сложную систему, состоящую из крупных трехгорлых колб, нагревателя, охладителя, змеевиков и массы других вещей непонятного назначения, поясняет: — Это так называемая реакция Гриньяра. Но главная наша надежда там... — И он махнул рукой в сторону установки у окна.

Около установки сидит красивая женщина. Она что-то пишет мелом на небольшой коричневой доске. А у системы, где идет реакция Гриньяра, спорят двое, и до Тихонова доносится:

— Да вы у Поздняковой спросите!..

К красивой женщине у окна подходит сотрудница:

— Анна Петровна, сначала через молекулярные сита пропускать или?..

Тихонов с удивлением смотрит на женщину, пока до него не доходит, что, по всей вероятности, она и есть жена инспектора Позднякова.

— Так чем же могу быть полезен? — прерывает его размышления Лыжин.

Тихонов молча протягивает ему заключение экспертизы. Лыжин углубляется в записи. Лицо его постепенно принимает выражение недоумения и тревоги.

— А у вас что, есть такое вещество?! — говорит, он взволнованно.

— У меня нет, — отвечает сидящий перед ним Тихонов.

Лыжин с видимым облегчением произносит:

— Ваши эксперты ошиблись. Это артефакт. Искусственный факт, научная ошибка...

— Вы хотите сказать, — спрашивает Тихонов, — что науке неизвестно это вещество?

— Почему же? Уже известно. Но в общем-то, пока что о нем правильнее говорить в будущем времени. Это будет лекарство против депрессии, неврозов, шизофрении, наконец! Его так ждут, что даже название заранее придумали — метапроптизол... И всех нас оно волнует. Вот и вашим экспертам, должно быть, померещилось... Кстати, если не секрет, почему вы этим интересуетесь?

— Дело в том, что им был отравлен человек.

— А на каком основании ваши эксперты пришли к этому заключению? Труп исследовали? — не верит Лыжин.

— Нет, до этого не дошло, слава богу. Человек-то выжил...

— Так что же они исследовали, черт возьми?!

— Пробку, — поясняет Тихонов. — Пробку от бутылки с хлебным квасом. В нем преступники растворили препарат...

— Пробку? Артефакт. Ошибка... Быть этого не может!.. А преступник задержан?

— Мы как раз с этим разбираемся, — отвечает Тихонов уклончиво.

— А кого отравили?

— Работника милиции...