Тревожные будни

— Митька мне сказывал, что мелочиться больше не хочет, — говорил своему соседу высокий плешивый старик в кумачовой рубахе и черной жилетке. — Мне бы, мол, такого найти, чтобы сразу все ему...

— Видать, большой куш взял, — высказал предположение его сосед, круглолицый толстяк.

— Я так прикидываю, — наклонился к нему плешивый, — не он ли с Котькой на колокольне побывал?

Уловив слово «колокольня» и предполагая, что речь идет о краже в Кремле, Пищиков придвинулся поближе к говорившим. Подозвал полового, велел принести бутылку водки.

— Хочу выпить со старыми друзьями, — сказал он, обнимая скупщиков за плечи. — Давно не виделись.

Пораженные такой небывалой щедростью репортера, те растерянно смотрели, как он разливал по рюмкам водку.

— Иностранец один деньжат подкинул, — пояснил Пищиков. — Богатейший человек! Ешь, говорит, пей, сколько твоей душе угодно. Найди только человека, который согласился бы продать мне старинные изделия с драгоценными, камнями. Да разве где найдешь теперь такого продавца? — притворно вздохнул репортер и, выждав паузу, в упор посмотрел на собеседников: — Без вашей помощи...

Скупщики переглянулись: подслушал их разговор или, может, и на самом деле такую просьбу от иностранца имеет? Скорее всего последнее: когда это было, чтоб Пищиков деньгами швырялся? Не свои, значит...

А тот, велев принести еще бутылку, продолжал:

— Чудной малый этот иностранец. Ты, говорит, Семен Яковлевич, в обиде не будешь. И те, кто тебе поможет найти нужного человека, большие комиссионные получат.

Скупщики о чем-то пошептались. Принимая из рук газетчика рюмку, старик проговорил:

— Тебя мы, Семен Яковлевич, знаем, и плохого ты нам ничего не сделал. Ну и мы таиться от тебя не будем. Идет такой слух, что братаны Полежаевы к ризнице причастны.

— Повидать бы мне их, — сказал Пищиков.

— Мы бы тоже не отказались бы. Да нету их в Москве, — ответил плешивый.

— Экая досада! — огорчился репортер. — Не придется, значит, гульнуть на комиссионные.

— Насчет комиссионных не спеши, — нагнулся к нему плешивый. — Есть один адресок. Митькин. — И он что-то шепнул Пищикову на ухо. — Только гляди, Семен, чтобы без обману...

Воров-рецидивистов Дмитрия и Константина Полежаевых репортер знал не один год. С ними приходилось встречаться и в тюремной камере, и вот так, запросто, в каком-нибудь питейном заведении, когда те гуляли после очередного «дела». Знал он не только двух братьев, но и всю семью. В дореволюционной Москве пользовалась она довольно шумной известностью. Глава семейства Прокофий Иванович и его супруга Дарья Алексеевна промышляли скупкой и перепродажей краденого. Их не раз арестовывали, а затем выслали из Москвы. Жили они в селе Богородском в собственном доме.

Четыре сына Полежаевых — Алексей, Дмитрий, Константин и Александр — пошли в родителей. Пожалуй, не было в Москве ни одной крупной кражи, в которой они не принимали бы участия. Тюрьма не страшила их. Они не задерживались подолгу за решеткой, всегда находили возможность для побега. Недавно при попытке к бегству был убит Александр. Однако его гибель не отрезвила остальных братьев. С одним из них — Дмитрием — и искал встречи Пищиков.

Дня за три-четыре до того самого вечера, когда репортеру удалось раздобыть нужный адрес, Иван Нефедов собрался навестить своих товарищей по депо. Те встретили его так радушно, что Ивану показалось, будто и не уходил он никуда из этой дружной рабочей семьи. Иван задумался.

— Да ты что, Иван, оглох или тебе в милиции такую должность дали, что с нами и разговаривать не хочешь?

— Паровоз свой вспомнил, — улыбнулся виновато Нефедов. — А должность у меня что ни есть рядовая: бандюг ловлю. Но что еще скажу вам: в милиции на любой должности трудно!

Рассказал Нефедов деповским о том, как по многу суток он и его товарищи не бывают дома, что в милиции людей — горстка, а разного мусора развелось — дальше некуда, что уже немало похоронили они работников уголовного розыска и постовых милиционеров. Не умолчал и о том, что больше месяца, как поручили ему с товарищами найти преступников, обворовавших патриаршую ризницу, а у них ничего не получается. Даже братьев Полежаевых разыскать не могут.

— Полежаевы, говоришь?.. — переспросил седоусый машинист, которого в депо называли уважительно дядей Федей. — Уж не Митькой или Котькой интересуешься?

— Ими, дядя Федя. А ты что, знаешь их?

— Еще бы не знать! В Богородском сколько лет-то живу. А там их каждая собака знает.

— Где же они теперь?

— Вот этого сказать тебе не могу. Только Митьку я с месяц или полтора назад видел. Гляжу, стоит на перроне в Краскове, пассажирского дожидается на Москву. Вот ты и смекай: чего ему зимой в Краскове делать? Сезон-то не дачный. Не иначе как на квартире там...