Тревожные будни

— Они очень ждали вас, Дердеш-ака. Я помог им оказаться здесь. Вот спустимся по тропинке — там их юрта стоит. Дрова они заготавливают для строителей Памирского тракта — дороги на Хорог. Пойдемте, вместе с сыновьями и племянником кушать будем, чай пить.

— Стреляйте... Только не трогайте сыновей и племянника.

— Слушать не хочу, Дердеш-ака! Мне не верите — моему начальству поверьте. Или вы не знаете, что жив и работает курбаши Кулубаев? Он грамотный. Он председателем колхоза стал. Кто его обижает, если он честен?

— Знал я Кулубаева...

— А мне, Дердеш-ака, можно вопросы задавать?

— Спрашивай, сынок. И стреляй...

Последние слова я мимо ушей пропустил:

— Вы один пришли сюда, Дердеш-ака?

— Нет. Вдвоем.

— Кто второй?

— Это сволочь! Джельдет, палач.

— Где же он?

— Отослал я его к почтовому камню. Разве я мог встретиться с вами при нем? Он тут же убил бы вас. Он только завтра вечером придет.

— Куда?

— Ко мне. Где я скрываюсь.

— Где же вы скрываетесь?

— Неподалеку. У зеленого камня. Тут в полуверсте, высоко в скалах, пещерка есть. Там мы и скрываемся. Не можем выйти. Все время, днем и по ночам, патрули ходят.

— А почему вас сюда послали? Что вам здесь надо?

Дердеш долго молчал, сидел неподвижно. Мне показалось, окаменел он, такой же темный и неподвижный, как и караташ. Я понимал, почему молчит Дердеш: скажи — за чем, спросят — где то, «за чем» пришли. Получается, выдаст он глубокую тайну Джаныбека, за сохранение которой уже пятнадцать вернейших слуг, преданных, будто псы, поплатились головой. И не поплатится ли он, Дердеш-мерген, жизнью за только что обретенную свободу?..

— Знаешь, сынок... Ты прав, спросив, зачем мы пришли... Я был в своей юрте. Я видел и обнимал своих сыновей. И не хочу жить без них...

Дердеш вздохнул, поднял голову к небу. И я тоже. Крохотная звездочка желтой искрой скатилась к земле, погасла. А я-то не заметил, как ветер над горами растащил тучи, синяя глубина очистилась и все светила смотрели на нас.

— Вот, сынок... Зачем мы пробирались сюда?.. Есть у Джаныбека сокровищница. Богатая казна. Слышал — в Джушалинском ущелье Кызылжар — Красная скала? Вот в ней и спрятаны сокровища: золото, серебро, рис, пшеница, утварь ценная. Все там есть. И винтовки там есть — хорошие и которые надо ремонтировать, а я не успел. Против скалы живет Мамбетбай. Как раз против скалы стоит его юрта.

Теперь я замер. Я вправду боялся пошевелиться. Аксакал, уважаемый человек, Мамбет бывал проводником наших пограничников. Никогда не отказывал им в помощи и всегда выводил подвижные группы туда, куда его просили, — в тылы басмаческих банд.

— Мамбетбай охраняет сокровищницу. Он — третий, кто после Джаныбека и меня знает теперь о тайнике.

«Так кто же ты, Дердеш-мерген? — подумал я. — Басмач-исмаилит, который прикидывается сдавшимся, клевещет и жалит насмерть хорошего человека Мамбета, пусть бая в прошлом, а теперь проводника пограничников? Или прикидывается Мамбет? Сразу тут ничего не решишь... А как узнать правду об обоих?»

Не нашел я ответа и сказал:

— Дердеш-ака, что мы торчим здесь?' Нас ждут в юрте твои сыновья и племянник. Пойдем поедим, отдохнем.

И мы пошли. Впереди — гора Дердеш, а я — за ним, Я шел и то и дело спотыкался в темноте — меня одолевали разные мысли. Задавал себе вопрос: кто такие Дердеш и Мамбетбай? Но, ничего не придумав, решил: позвоню утром в окружной центр своему начальству и посоветуюсь. Обещание Дердеша показать сокровищницу Джаныбек-казы, за которой мы охотились едва не год, было достаточно важным. Хотя, конечно, к начальству лучше обращаться с готовым решением, а не разводить в растерянности руками, когда тебя спросят, что именно ты собираешься предпринять.

Мы подошли к юрте. Залаяли собаки. Они метались вокруг нас кругами, но нападать не решались. Из юрты вышли женщины и дети. Абдулла подбежал ко мне и стал обнимать, приговаривая:

— Спасибо, Абдылда-ака, спасибо! Вы привели дядю.

Дердеш сказал:

— Женщины, моя жена и сестра, благодарите этого человека. Он вернул меня к вам. Ой говорит — мне нечего бояться, — и я ему верю.

Тогда женщины подошли ко мне, обнимали и шептали слова благодарности.

Взяв сыновей, точно пушинки, на руки, Дердеш боком, склонившись, едва протиснулся в дверь юрты. Внутри светила керосиновая лампа и вкусно пахло хорошо проваренным мясом и свежими лепешками. На дасторконе стояла миска с конфетами, лежала горка янтарных боорсоков, пахнущих хлопковым маслом, в котором они жарились. Боорсоки — попросту пончики из пресного теста, самой разнообразной формы — квадратные, продолговатые, треугольные.

Я снял сапоги у входа и прошел на кошму.