Тревожные годы

- Доставим, брат, доставим! - Кудряшов хлопнул Василия Петровича по плечу. - Все здешнее юношество тебе в науку отдадим. Почем ты брал за час в Петербурге?

- Мало. Очень трудно было доставать хорошие уроки. Рубль-два, не больше.

- И за такие гроши человек терзается! Ну, здесь меньше пяти и не смей спрашивать. Это работа трудная: я сам помню, как на первом и на втором курсе по урочишкам бегал. Бывало, добудешь по полтиннику за час - и рад. Самая неблагодарная и трудная работа. Я тебя перезнакомлю со всеми нашими; тут есть премилые семейства, и с барышнями. Будешь умно себя вести - сосватаю, если хочешь. А, Василий Петрович?

- Нет, благодарю, я не нуждаюсь.

- Сосватан уже? Правда?

Василий Петрович выразил своим видом смущение.

- По глазам вижу, что правда. Ну, брат, поздравляю. Вот как скоро! Аи да Вася! Иван Павлыч! - закричал Кудряшов.

Иван Павлыч с заспанным и сердитым лицом появился в дверях.

- Дай шампанского!

- Шампанского нету, все вышло, - мрачно отвечал лакей.

- Будет, Кудряшов, зачем же это, право!

- Молчи; я тебя не спрашиваю. Обидеть меня хочешь, что ли? Иван Павлыч, без шампанского не приходить, слышишь? Ступай!

- Да ведь заперто, Николай Константиныч.

- Не разговаривай. Деньги у тебя есть: ступай и принеси.

Лакей ушел, ворча что-то себе под нос.

- Вот скотина, еще разговаривает! А ты еще: "не нужно". Если по такому случаю не пить, то для чего и существует шампанское?.. Ну, кто такая?

- Кто?

- Ну, она, невеста... Бедна, богата, хороша?

- Ты все равно ее не знаешь, так зачем называть ее тебе? Состояния у нее нет, а красота - вещь условная. По-моему, красива.

- Карточка есть? - спросил Кудряшов. - Поди, при сердце носишь. Покажи!

И он протянул руку.

Красное от вина лицо Василия Петровича еще более покраснело. Не зная зачем, он расстегнул сюртук, вынул свою книжку и достал драгоценную карточку. Кудряшов схватил ее и начал рассматривать.

- Ничего, брат! Ты знаешь, где раки зимуют.

- Нельзя ли без таких выражений! - резко сказал Василий Петрович. - Дай ее мне, я спрячу.

- Погоди, дай насладиться. Ну, дай вам бог совет да любовь. На, возьми, положи опять на сердце. Ах ты, чудак, чудак! - воскликнул Кудряшов и расхохотался.

- Не понимаю, что ты нашел тут смешного?

- А так, братец, смешно стало. Представился мне ты через десять лет; сам в халате, подурневшая беременная жена, семь человек детей и очень мало денег для покупки им башмаков, штанишек, шапчонок и всего прочего. Вообще, проза. Будешь ли ты тогда носить эту карточку в боковом кармане? Ха-ха-ха!

- Ты скажи лучше, какая поэзия ждет в будущем тебя? Получать деньги и проживать их: есть, пить да спать?

- Не есть, пить и спать, а жить. Жить с сознанием своей свободы и некоторого даже могущества.

- Могущества! Какое у тебя могущество?

- Сила в деньгах, а у меня есть деньги. Что хочу, то л сделаю... Захочу тебя купить - и куплю.

- Кудряшов!..

- Не хорохорься попусту. Неужели нам с тобою, старым друзьям, нельзя и пошутить друг над другом? Конечно, тебя покупать не стану. Живи себе по-своему. А все-таки что хочу, то и сделаю. Ах я, дурень, дурень! - вдруг вскрикнул Кудряшов, хлопнув себя по лбу: - сидим столько времени, а я тебе главной достопримечательности-то и не показал. Ты говоришь: есть, пить и спать? Я тебе сейчас такую штуку покажу, что ты откажешься от своих слов. Пойдем. Возьми свечу.

- Куда это? - спросил Василий Петрович.

- За мной. Увидишь, куда.

Василий Петрович, встав со стула, чувствовал себя не в полном порядке. Ноги не совсем повиновались ему, и он не мог держать подсвечник так, чтобы стеарин не капал на ковер. Однако, несколько справившись с непослушными членами, он пошел за Кудряшовым. Они прошли несколько комнат, узенький коридор и очутились в каком-то сыром и темном помещении. Шаги глухо стучали по каменному полу. Шум падающей где-то струи воды звучал бесконечным аккордом. С потолка висели сталактиты из туфа и синеватого литого стекла; целые искусственные скалы возвышались здесь и там. Масса тропической зелени прикрывала их, а в некоторых местах блестели темные зеркала.

- Что это такое2 - спросил Василий Петрович.

- Акварий, которому я посвятил два года времени и много денег. Подожди, я сейчас освещу его.

Кудряшов скрылся за зелень, а Василий Петрович подошел к одному из зеркальных стекол и начал рассматривать, что было за ним. Слабый свет одной свечки не мог проникнуть далеко в воду, но рыбы, большие и маленькие, привлеченные светлой точкой, собрались в освещенном месте и глупо смотрели на Василия Петровича круглыми глазами, раскрывая и закрывая рты и шевеля жабрами и плавниками. Дальше виднелись темные очертания водорослей. Какая-то гадина шевелилась в них; Василий Петрович не мог рассмотреть ее формы.