Тревожные годы

- Ну, а вы... сколько бы вы мне за землю предложили?

- Пять тысяч - самая христианская цена. И деньги сейчас в столе - словно бы для тебя припасены. Пять тысяч на круг! тут и худая, и хорошая десятина - всё в одной цене!

- Ну, нет, это дешевенько. Лучше уж я посмотрю!

- Посмотри! что ж, и посмотреть не худое дело! Старики говаривали: "Свой глазок - смотрок!" И я вот стар-стар, а везде сам посмотрю. Большая у меня сеть раскинута, и не оглядишь всеё - а все как-то сердце не на месте, как где сам недосмотришь! Так день-деньской и маюсь. А, право, пять тысяч дал бы! и деньги припасены в столе - ровно как тебя ждал!

Однако я ничего не ответил на этот новый вызов. Мы оба на минуту смолкли, но я инстинктивно почувствовал, что между нами вдруг образовалась какая-то натянутость. Я смотрел в сторону, Осип Иваныч тоже поглядывал куда-то в угол.

- Ну, а ваши дела как? - прервал я первый молчание.

- Нечего бога гневить - дела хороши! Нынче только мозгами шевелить не ленись, а деньга сама к тебе привалит!

- Хлебом торгуете?

- Хлебом нынче за первый сорт торговать. Насчет податей строго стало, выкупные требуют - ну, и везут. Иному и самому нужно, а он от нужды везет. Очень эта операция нынче выгодная.

- Скот скупаете тоже, я слышал?

- И скот скупать хорошо, коли ко времю. Вот в марте кормы-то повыберутся, да и недоимки понуждать начнут - тут только не плошай! За бесценок целые табуны покупаем да на винокуренных заводах на барду ставим! Хороший барыш бывает.

- Леса, вино?

- И лесами подобрались - дрова в цене стали. И вино - статья полезная, потому - воля. Я нынче фабрику миткалевую завел: очень уж здесь народ дешев, а провоз-то по чугунке не бог знает чего стоит! Да что! Я хочу тебя спросить: пошли нынче акции, и мне тоже предлагали, да я не взял!

- Что ж так?

- Опаску имею. Намеднись даже генерал ко мне из Питера приезжал. Снял, вишь, железную дорогу, так в учредители звал. Очень хвалил!

- За чем же стало?

- То-то, что Сибирь-то еще у меня в памяти! Забыть бы об ней надо! Еще бы вольнее орудовать можно было!

- С какой же тут стати Сибирь?

- Да ведь на грех мастера нет. Толковал он мне много, да мудрено что-то. Я ему говорю: "Вот рубль - желаю на него пятнадцать копеечек получить". А он мне: "Зачем твой рубль? Твой рубль только для прилику, а ты просто задаром еще другой такой рубль получишь!" Ну, я и поусомнился. Сибирь, думаю. Вот сын у меня, Николай Осипыч, - тот сразу эту механику понял!

- Должно быть, ваш генерал помещение для облигаций выгодное нашел; ну, акции-то и пойдут, как будто на придачу.

- Вот это самое и он толковал, да вычурно что-то. Много, ах, много нынче безместных-то шляется! То с тем, то с другим. Намеднись тоже Прокофий Иваныч - помещик здешний, Томилиным прозывается - с каменным углем напрашивался: будто бы у него в имении не есть этому углю конца. Счастливчики вы, господа дворяне! Нет-нет да что-нибудь у вас и окажется! Совсем было капут вам - ан вдруг на лес потребитель явился. Леса извели - уголь явился. Того гляди, золото окажется - ей-богу, так!

- Вот как вы все земли-то купите, вам все и достанется: и уголь, и золото! Ну, а семейство ваше как?

- Живем помаленьку. Жена, слава богу, поперек себя шире стала. В проферанец играть выучилась! Я ей, для спокою, и компанию составил: капитан тут один, да бывший судья, да Глафирин Николай Петрович.

- Это предводитель-то?

- Был предводителем, а нынче он, как и прочие, на бога да на каменный уголь надежду имеет. Сколь прежде был лют, столь нынче смирен. Собираются с обеда да и обыгрывают Анну Ивановну помаленьку. Мне не убыточно, им - рублишко на молочишко, а ей - моцион!

- А дети?

- Старший сын, Николай, дельный парень вышел. С понятием. Теперь он за сорок верст, в С***, хлеб закупать уехал! С часу на час домой жду. Здесь-то мы хлеб нынче не покупаем; станция, так конкурентов много развелось, приказчиков с Москвы насылают, цены набивают. А подальше - поглуше. Ну, а младший сын, Яков Осипыч, - тот с изъянцем. С год места на глаза его не пущаю, а по времени, пожалуй, и совсем от себя отпихну!

- Жалко.

- Непочтителен. Я уж его и в смирительный за непочтение сажал - всё неймется. Теперь на фабрику к Астафью Астафьичу - англичанин, в управителях у меня живет - под начало его отдал. Жаль малого - да не что станешь делать! Кажется, кабы не жена у него да не дети - давно бы в солдаты сдал!

- И женат?

- Женат, четверо детей. Жена у него, в добрый час молвить, хорошая женщина! Уж так она мне приятна! так приятна! и покорна, и к дому радельна, словом сказать, для родителев лучше не надо! Все здесь, со мною живут, всех у себя приютил! Потому, хоть и противник он мне, а все родительское-то сердце болит! Не по нем, так по присным его! Кровь ведь моя! ты это подумай!

- Что говорить! Стало быть, только двое сыновей у вас и есть?

- Сынов двое, да дочь еще за полковника выдана. Хороший человек, настоящий. Не пьет; только одну рюмку перед обедом. Бережлив тоже. Живут хорошо, с деньгами.

- Еще бы не с деньгами! чай, порядочный куш в приданое-то отсыпали!