Тревожные годы

— Не извольте, сударыня, беспокоиться: со мной этого случиться не может. Я себя очень довольно понимаю. Рюмка перед обедом, рюмка перед ужином - для желудка сварения-с... Я вот и табак прежде, от скуки, нюхал, - обратился он ко мне, - да, вижу, доброй соседушке не нравится (Машенька заалелась) - и оставил-с!

— И вы постоянно здесь живете?

— Оседлость имею - ну, и живу. Слава богу, послужил. Был в Т. советником губернского правления; теперь государя моего действительный статский советник в отставке - чего нужно! Не растратил, а, по милости божией, приобрел-с. На собственные, на трудовые денежки - наследственного-то мне родители не завещали! - купил здесь, поблизости, именьице, да и катаюсь взад да вперед: из имения в город, из города в именье. Вот к Марье Петровне на перепутье заезжаю. Чайком напоит, вареньицем полакомит, а иногда, грешным делом, и отдохнуть разрешит.

Он встал и опять, переплетая ногами, подошел Машеньке к ручке.

— Сегодня-то вы у нас ночуете? - спросила она.

— Всенепременно-с, ежели такая ваша милость будет. Я, сударыня, вчера утром фонтанель на обеих руках открыл, так боюсь: дорогой-то в шубе сидишь, как бы не разбередить.

— Давно уж я вам про эту фонтанель советовала... что ж, и удачно?

— Нельзя лучше-с. Сегодня утром рассматривал: материя идет - отличнейшая-с. И даже сейчас уж лучше на оба уха слышу!

— Ну, и слава богу!

Новое переплетанье ногами и новое чмоканье Машенькиной ручки.

— Так мы здесь и живем! - сказал он, усаживаясь, - помаленьку да полегоньку, тихо да смирно, войн не объявляем, тяжб и ссор опасаемся. Живем да поживаем. В умствования не пускаемся, идей не распространяем - так-то-с! Наше дело - пользу приносить. Потому, мы - земство. Великое это, сударь, слово, хоть и неказисто на взгляд. Вот, в прошлом году, на перервинском тракте мосток через Перерву выстроили, а в будущем году, с божьею помощью, и через Воплю мост соорудим...

— Ах, да, пожалуйста, устройте! Я намеднись чуть не провалилась! - пожаловалась Машенька.

— Ах, грех какой! А вы, сударыня, осторожнее! Вот изволите, сударь, видеть! всем до нас дело! Марье Петровне мосток построить, другому - трактец починить, третьему - переправочку через ручей устроить! Ан дела-то и многонько наберется. А вы, осмелюсь спросить, писательством, кажется, заниматься изволите?

— Да, пишу.

— И это полезно, ежели в учительном духе... Мы здесь, признаться, только "Московские ведомости" выписываем, так настоящую-то литературу мало знаем.

— Братец, кажется, больше по сатирической части, - вмешалась Машенька.

— Что ж, и сатира не без пользы, коли в пределах. Ridendo castigat mores [Смех исправляет нравы(лат.)] - так, кажется? Дело писателей - изображать, а дело правительства - их воздерживать. И в древности сатирики были: Ювенал, Персий, Кантемир. Даже Цицерон, временами, к сатире склонность выказывал, а Кантемира так сам блаженной памяти государь Петр Алексеич из Молдавии вывезти изволил. Современникам, конечно, не всегда приятны ихние стрелы были, а теперь, по прошествии времени, даже в средних учебных заведениях читать не возбраняется.

— А дорого, братец, за эти сатиры дают?

— Не знаю, как тебе сказать, голубушка, не считал.

— Писатели, сударыня, подробностей этих никогда не открывают. Хотя же и не отказываются от приличного за труды вознаграждения, однако все-таки желательнее для них, чтобы другие думали, якобы они бескорыстно произведениями своего вдохновения досуги человечества услаждают. Так, сударь?

— Ну, не совсем так, но, во всяком случае, ничего определительного на вопрос Машеньки ответить не могу. Вознаграждение за литературный труд так изменчиво, что точно определить его норму почти невозможно.

— А знаете ли, братец, ведь и у нас здесь прошлым летом чуть-чуть сатирик не проявился?

— Как же-с! молодой человек один, николо-воплинского иерея сынок. Кончил курс в семинарии, да вместо того чтоб невесту искать, начал здешний уезд в сатирическом смысле описывать. Однако мы сейчас же его сократили.

— Как так?

— В настоящее время он в дальние губернии, по распоряжению, выслан-с.

— Помилуйте! за что же!

— Возмущение от него большое выходило. Чуть что - сейчас опишет и начнет, это, распространять. Все мы, сударь, человеки и человеческим слабостям причастны, а он выше всех себя мнил. Вот мы его однажды подкараулили да к господину становому, вместе с писаниями, и представили.

— Однако трудненько-таки у вас сатирику жить!

— Жить у нас, сударь, всякому можно. И даже сатирами заниматься никто не препятствует. Вот только касаться - этого, действительно, нельзя.