Тревожные ночи

Никто не ответил. Мне не хотелось нарушать воцарившуюся тишину. В голову лезли мысли о доме, о родных. Брат мой Ангел был убит на Дону, мать и невестка с маленькими детьми остались одни, не имея никаких средств к существованию. Ходили слухи, что у нас на родине по-другому завертелось колесо; среди солдат все чаще и чаще поговаривали о наших правах на человеческую жизнь; до нас доходили вести о борьбе рабочих и крестьян. Я думал о приближающейся весне. Много надежд возлагали мы на нее, когда в августе 1944 года выступили против немцев. «Немцы почти на коленях!» — говорил я тогда и радовался, что, может быть, скоро вернусь домой. Чувствовал — что-то должно измениться в нашей жизни. Но перемены эти могли прийти только вместе с новым законом о земле… «Иначе, что же я буду пахать? Опять землю помещика Стэнеску? Нет! Теперь этому не бывать! Надо как-то кончать с боярами».

— Эй, Ионикэ, — оторвал меня от мыслей Стэникэ. — Айда!

Я приподнялся: солдаты вокруг меня отползли назад в окопы или в заросли камыша. Тогда и я пополз за ними, держась подле Стэникэ.

Мы отползли далеко назад, за вторую линию траншей. Потом опять перешли через какие-то окопы и траншеи, проползли сквозь редкие заросли камыша, захваченные накануне, и, сделав большой крюк, повернули вправо. Остановились мы на краю белого ледяного поля; это было озеро, один из берегов которого был занят немцами.

Я сразу же сообразил, для чего был сделан этот маневр.

— Вот теперь, Стэникэ, мы ударим немцам в бок, — обрадовался я.

— Как? По льду?! — удивился он.

— По льду!.. Ведь они же и не думают, что мы решимся на это!

— Ей-богу?

И действительно, было решено, что наш батальон атакует немцев прямо через озеро. Наша первая рота развернулась в цепь под прикрытием зарослей камыша на берегу озера. Другие роты были сосредоточены немного сзади во второй линии.

По ту сторону камышовых зарослей, в которых мы залегли, лед был светлый, гладкий и блестел, как зеленовато-белое зеркало. Мороз в последние ночи покрепчал, так что по озеру могли пройти даже танки. По границе ледяного поля, слева, кое-где редкими кучками торчал камыш и сухой тростник. Перед усадьбой не было ничего; один лишь гладкий лед, на котором можно было бы заметить даже винтовочный патрон.

— Здесь нас всех до одного перещелкают! — испуганно прошептал Стэникэ, глядя вперед сквозь камыши.

— Лишь бы не обнаружили! — проворчал я. — Сколько будет тут? Метров триста… Несколько перебежек — и мы в тылу у немцев.

Люди, скопившиеся в камышах и застывшие в напряженном ожидании, недоверчиво молчали. Лица у солдат слева и справа от меня, так же как лицо Стэникэ, постепенно мрачнели, словно на них надвигалась тень.

Тут екнуло и мое сердце. Однако у нас не было времени думать об опасности — по стрелковой цепи передали команду:

— По белой ракете идем… Только первая рота! Только первая рота!

Команда, передаваемая из уст в уста, пошла по рядам, затихая, как отдаляющийся рокот волны.

После этого над всем ледяным полем установилась еще более глубокая, более напряженная тишина. Меня тоже стал охватывать страх. Это чувство я всегда испытывал перед атакой. От мрачных мыслей, от воспоминаний обо всем пережитом буквально бросало в жар. Руки, сжимавшие автомат, стали влажными. Я поправил на груди лопату и вытянулся на льду, ожидая сигнала.

Вдалеке, из бескрайной мадьярской степи медленно надвигались сумерки.

Вдруг на развалины бывшей усадьбы обрушился с диким грохотом ливень снарядов. Теперь залпы артиллерии раздавались по ту сторону наших позиций, из районов расположения советских войск. Тяжелые орудия русских, которые до сих пор грохотали где-то справа, перенесли огненный всеуничтожающий шквал на усадьбу. Казалось, что сама земля раскалывалась под сверкающим разрывами дымным облаком, которое опять покрыло развалины.

— Теперь им конец! — вздохнул облегченно один из наших солдат, имея в виду немцев. — Уж если товарищи дадут прикурить, то…

В это мгновение в небе с нашей стороны вспыхнула, как звезда, и поплыла в воздухе белая ракета.

Мы еще крепче сжали винтовки, приподнялись на одно колено и локоть, приготовившись к броску. Младший лейтенант сделал знак не вставать, и мы, скользя по льду, поползли за ним. Наступавшие через камыши шли согнувшись, стараясь не задеть его; а те, кто были на льду, ползли, словно змеи. Видно было, что в атаку перешли и остальные батальоны, так как немцы, засевшие на территории усадьбы, открыли в той стороне огонь с еще невиданной дотоле яростью. Нас же пока никто не обстреливал. Разве только иногда со свистом пролетала какая-нибудь шальная пуля, выпущенная откуда-то слева нашими.

Примерно шагов через сто мы остановились, чтобы передохнуть.

Все застыли, устремив напряженные взгляды в сторону усадьбы.

— Смотрите, — прошептал я. — Смотрите, откуда бьют!

— Откуда, Ионикэ? — спросил младший лейтенант и подполз ко мне.