Тревожные рассветы

— Та у нас в Дарнице на рынку таких скильки хошь! А Гай больше радовался невзрачной керамической груше:

— Это же сфероконический сосуд! Самый настоящий! У них загадочное назначение, у этих сосудов. Одни учёные говорят, что в них хранили ртуть, другие считают, что это глиняные бомбы, вроде ручных гранат…

— Да-а, хлопец… — вздыхал старшина, — видать, читал ты немало…

— В том-то дело, что мало! А вот в археологический кружок ходил. Во Львове, при университетском музее…

И Григорий с дрожью в голосе рассказывал о Шлимане, откопавшем Трою, о поручике Петре Козлове, открывшем в пустыне Гоби мёртвый город Хара-Хото…

На другой день, выкроив время, они снова пошли на курган, и Трипутень достал из вещмешка сапёрную лопатку.

— Это дело подсудное, товарищ старшина, — забеспокоился Гай. — На раскопки разрешение нужно.

— Та мы лесь-лесь… Копнём на пившишечки… Отута, сбочку… Тильки побачимо, шо там в земле…

Гай не мог сдержать улыбки: этот азарт был хорошо ему знаком.

— Курган наверняка могильный… На глубине в пять-шесть метров захоронен какой-нибудь хан или бек. Лежит весь в золоте и драгоценных камнях…

— Шесть метров, говоришь? — ерошил усы старшина. — Это нам не взять… Это надо всей заставой…

И вытряхивал из пачки сигарету, сначала одну, потом другую…

Так началась эта странная дружба пожилого грозного прапорщика с щупловатым юнцом в необмятой солдатской панаме. Над ними беззлобно посмеивались и даже пытались придумать прозвища — «кладоискатели», «археологи», «гробокопатели», но ни одно не прижилось, потому что кличка любит словцо короткое, точное, клейкое…

— Я, Григорий, с тебя настоящего солдата выроблю, — частенько повторял старшина. — А то шо ты за воин — петух коленкой зашибёт…

И гонял Гая на турнике до белых волдырей на ладонях. А когда солдат признался, что боится высоты, то Трипутень — будённовская школа — не спускал его с каната и вовсе, заставляя взбираться до самого крюка. Гай не ныл, сверхурочные занятия переносил стойко, но без особой радости.

И слово своё прапорщик, кандидат в мастера спорта по самбо, сдержал. К концу первого гаевского года на дозорную тропу выходил ладный сержант, старший пограннаряда, гимнаст и гиревик.

Черепков в каптёрке прибывало, так что Трипутень выделил для них в скором времени упаковочный ящик из-под ручного гранатомёта. Приходили посмотреть на коллекцию начальник заставы капитан Уражцев и замполит лейтенант Заброда. Лейтенант, человек на заставе новый и совсем ещё молодой, перебирал черепки, не скрывая улыбочки, которая обоим «археологам» показалась даже обидной. Зато капитан сразу подбросил заместителю начальника заставы мысль: «Хорошо бы этими черепками стенд «Край, в котором мы служим» оформить». И такой стенд ко Дню Конституции сделали в Ленинской комнате.

Как-то под Новый год Гай собрал самые интересные черепки в посылочный ящик, переложил старыми газетами и написал на крышке адрес Московского института археологии. Трипутень идею одобрил и даже лично отвёз ящик в город. Про посылку никому ни слова, чтобы не давать пищу шутникам. Маленькую тайну оба берегли честно и только на каждую новую почту набрасывались с особым нетерпением: нет ли конверта с учрежденческим штампом?

Ответ пришёл, когда перед домиком старшины зацвёл бухарский миндаль. Точнее, его привёз пожилой человек в белой джинсовой куртке и такой же шапочке с длиннющим козырьком. Вместе с ним приехали ещё трое: худой, долговязый парень с рыжей бородкой, беловолосая девушка в голубом спортивном костюме и молодой узбек в линялой армейской рубахе и квадратной тюбетейке. Всех их доставил заставский грузовик, заваленный палаточными тюками, рюкзаками, спальными мешками.

Пожилой-то — Вадим Степанович Артюхов, — поинтересовавшись у капитана Уражцева, кто такие Гай и Трипутень, вручил прапорщику незапечатанный конверт. И пока Уражцев изучал бумаги приехавших, старшина прочёл, что учёный совет института благодарит энтузиастов товарищей Гая и Трипутеня за ценную научную информацию и надеется на успех сотрудников поисковой группы во главе с доктором исторических наук Артюховым В. С.

— Может, отслужишь да и поступишь в геологический, — сказал капитан, лукаво посматривая на Гая.

— Посмотрим, — серьёзно ответил Гай и спрятал военный билет с вырезкой из «Комсомольской правды», где был напечатан приказ Министра обороны об очередном увольнении в запас отслуживших свой срок солдат. Больше всего сержанту нравились слова: «Приказ объявить во всех ротах, батареях, эскадрильях и на кораблях». В эту же строку Григорий дописал — «и на пограничных заставах». Смешно, ему и в самом деле верилось, что после этого приказа вся граница, вся Советская Армия, Военно-Воздушные Силы и Военно-Морской Флот знают: сержант Григорий Гай честно отслужил свои два года и теперь через неделю-другую отправится домой в достославный город Львов.

На случай этого отъезда за обложкой военного билета лежала сотенная бумажка. Её прислала мама…