Тревожные рассветы

Застава увиделась издали: пограничная вышка, водонапорная башня, забор, в зелени деревьев — розовое и белое: казарма, офицерский дом, баня, конюшня, питомник, склады, гараж. Из казармы выскакивал народ, спешил к посадочной площадке.

Вертолёт наклонно разворачивался: проплыли проволочный забор, контрольно-следовая полоса, посадочная площадка — сто метров на сто, в центре площадки двадцатиметровый меловой круг, в центре круга точка. На эту точку и нацелился вертолёт. Его ещё основательнее затрясло, замотало.

Когда машина приземлилась и грохот утих, мы ещё не скоро пришли в себя: как оглушены, уши заложило. Борттехник раскрыл дверь, командир корабля сказал:

— Хлопчики, выметайтесь.

Мы вышли. Земля покачивалась, точнее, мы покачивались. На краю площадки группа офицеров из отряда, замполит Курбанов, солдаты заставы, жена капитана Долгова, детишки. От группы отделился начальник отряда, рослый, тучноватый, размашистый в шагу. Капитан Долгов пошёл ему навстречу, козырнул:

— Товарищ полковник…

— Ты ранен? — перебил его начальник отряда. — В плечо? Серьёзное ранение?

— Пустяки, — сказал Долгов. — До свадьбы заживёт. А так как свадьба у меня была уже, то заживёт и раньше.

— Полетишь в отряд, в санчасть. А теперь докладывай…

Пока капитан Долгов докладывал, я разглядывал полковника. Энергичный подбородок, усики каштановые, виски седые — ещё в войну служил на границе. Полковник больше времени пропадает на заставах, чем в штабе. Он хороший охотник, завзятый лошадник. На лошади скачет лихо и на газике предпочитает ездить с ветерком.

Полковник выслушал Долгова, пожал руку и ему и нам, сказал:

— Поздравляю с успехом, товарищи пограничники!

Мы гаркнули:

— Служим Советскому Союзу!

К Долгову подошла жена, дети. Он обнял её здоровой рукой, взъерошил волосы сыну и дочке:

— Выше нос, Долговы! Подлечусь!

Жена капитана казалась растерянной, детишки жались к отцу.

— После поговорите, — сказал полковник. — Сейчас в машину. Собачку тоже увезём лечиться. Курбанов, останешься за начальника.

— Есть, товарищ полковник! — ответил замполит.

До заставы можно дойти пешком, но нас усадили в газик, бережно повезли.

…Нам помогли раздеться, не знали, куда усадить, чем попотчевать, наперебой расспрашивали: как преследовали, как задерживали, как, как, как… Рязанцев сказал: «Потом, потом. Слабость одолела».

Прав Рязанцев: после расскажем.

Кое-как поели, добрались до кроватей. Я лежал плашмя и словно погружался в пучину, а надо мной смыкались звуки: воркование одичавших голубей на водонапорной башне, зуммер в комнате дежурного, топот ботинок по коридору.

«Жизнь входит в свою обычную колею», — подумал я и заснул.

Владимир Николаевич Дружинин Сигарета

[текст отсутствует]

…чемоданы он не станет. Для этого необходимо попросить разрешения. Но где тут отыщешь хозяина!

— Вы устали? — спросил Нестеров.

— Да, да, отчасти устал… Совершенно верно…

Он передумал. Он опускает пакеты на пол. Похоже, Вендель сегодня не совсем в своей тарелке. Это не удивляет Нестерова. Он допускал такую возможность — Вендель назначил свидание Милашкину, но не нашел его в условленном месте. Милашкин скрывается, его ищут. И если так, то Вендель в тревоге. Да, так и есть — подошла его очередь у таможенников, а он забыл, в какой кучке ею чемоданы. Озираясь поднимает пакеты… Вендель устал, а сутолока перед отъездом хоть кого собьет с толку.

«Итак, наблюдение усилено, — констатирует Нестеров, — но результатов пока никаких. — И вдруг его охватывает досада: — Э, топчешься тут зря! А милиция зевает!»

Вся кладь Венделя плывёт, чуть покачиваясь, на транспортёре. Пакеты из универмага, два чемодана — один плоский, ворсистый, из оленьей кожи, другой маленький, толстый, с глянцем, из какой-то синтетической дешёвки.

Нестеров старается смотреть не только на вещи Венделя. Проверка его багажа затягивается — коллекционер везет множество мелочей.

Как можно найти что-нибудь, когда не знаешь сам, чего ищешь? Сейчас именно такой случай. Ни одна инструкция не скажет, как надо поступить. Немыслимо прощупать все тряпки, вспарывать кукол, открывать все бесчисленные коробочки, конверты, взвешивать на руке каждую банку с икрой, каждую пачку грузинского чая… Нет, как не говори есть качество, о котором молчат инструкции, — это интуиция, чутьё…

Чтобы не проявлять слишком большого интереса, Нестеров отходит, потом возвращается. Таможенник потрошит чемодан из оленьей кожи. «Бесполезно», — думает Нестеров с тоской. Минут пятнадцать всего-навсего осталось Венделю пробыть на нашей территории. Если он жулик, то очень умный, и поймать его здесь, у самого рубежа… Как счастлив был бы Нестеров снять всякие подозрения с этого человека. Подвести какой-то итог, так или иначе завершить это томительное блуждание в потёмках…

Таможенник докопался до значков. В его руке, поднятой к глазам, блестит искорка.

Солнце льется… [текст отсутствует] …вокзала, высвечивает значок, высвечивает седые виски таможенника. Он чем-то недоволен. Нестеров делает шаг вперёд.

— «Почётный железнодорожник», — говорит таможенник и поворачивается к Нестерову.