Тревожный август

Отложив рапорт Муравьева, он ознакомился с бумагой, присланной из отделения Муштакова, и еще раз удивился необыкновенной организованности в этом человеке. Муштакову удалось установить, что Сутулый был неким Фоминым Сергеем Сергеевичем, крупным мошенником и скупщиком золота. Оперативными данными подтверждалось, что именно с ним и был связан Гомельский. Таким образом, пока все развивалось точно по плану.

На столе звякнул внутренний телефон.

— Товарищ начальник, — докладывал Осетров, — сообщение от Данилова.

— Давай.

«Начальнику МУРа.

Срочно!

Спецсообщение.

Совместными с органами на местах усилиями нами обнаружена база бандгруппы Музыки — „ювелиров“. Вступив в контакт с подразделениями войск по охране тыла действующей Красной Армии, готовим войсковую операцию, о результатах доложу по выполнении. Данилов».

«Молодец, вот молодец, — подумал начальник. Как всегда, не торопясь, но точно в срок». В спецсообщении не было никаких подробностей, но он знал точно, что база банды блокирована, что ее участники находятся под пристальным наблюдением и что взяты они будут с наименьшими потерями. Начальник поднял телефонную трубку:

— Муравьева ко мне.

Игорь появился минут через десять. Вошел, доложил по форме, вытянулся у порога.

— Что стоишь? Вырасти хочешь? Хватит уже, эко вымахал. Садись. Ну, чем порадуешь?

— Жду данных.

— Жди, а вот Данилов вышел на банду, брать ее будет.

— Вышел? — обрадовано спросил Игорь.

— Вышел. Но это ничего не значит, ты свое дело делай. Гомельского хоть из-под земли, а представь мне.

— Вы так говорите, товарищ начальник, будто я ничего не делаю.

— Если бы ты ничего не делал, я тебя давно уже из угрозыска уволил бы. А дело я с тебя требую, на то я и начальник. Где Костров?

— Гуляет по рынку.

— Один или с Зоей?

— Один. Страхуем его тремя группами.

— Серьезно. Прямо как коронованную особу. И долго он с бытом Тишинки знакомиться собирается?

— Это как повезет.

— Ох, и смел ты, Муравьев, не по чину смел.

— А у меня другого выхода нет.

— Тоже правда. Что ты думаешь делать дальше?

— Хочу туда поехать.

— Не надо. Ты операцией руководи. Получай данные и решения принимай. Пойми, что ты не просто старший уполномоченный, а руководитель операции. Привыкай. Руководить — наука трудная, если делать это как следует.

И опять зазвонил телефон. Начальник снял трубку, молча выслушал, потом поманил пальцем Муравьева:

— Это тебя, — и протянул ему трубку.

— Игорь Сергеевич, — голос Муштакова звучал приглушенно, — сейчас мне передали: Костров находится в пивной на углу Большого и Малого Кондратьевских переулков, только что к нему подошел Фомин.

Костров

Костюм на нем был шоколадного цвета, с чуть заметной клеточкой. Брюки что надо, тридцать сантиметров, рубашка из крученого шелка, галстук. Особенно хороши оказались ботинки: тупоносые, простроченные, темно-вишневые, ну и, конечно, буклевая кепка-лондонка.

Все, что надо было, Мишка переложил в карманы, пистолет засунул за пояс сбоку. Теперь по переулку он шел спокойно. День будний был, народу немного, не то что в прошлый раз. Но наметанным взглядом Костров сразу определил: крутится кое-кто здесь. Выросший в блатном мире и познавший его законы, Мишка безошибочно научился отличать своих бывших «коллег» от нормальных людей.

На углу сидела старуха и торговала семечками. Мишка хотел было купить стакан, да раздумал. Новое обличье удачливого налетчика делало свои поправки на его поведение. Он должен был теперь соизмерять поступки в соответствии со своей «воровской профессией». Солидный блатной не может себе позволять того, что разрешает какая-то мелкота. Вот папиросы он купил у инвалида с пропитым лицом — за тридцатку пачку «Казбека». Инвалид, протягивая папиросы, внимательно поглядел на Мишку.

— На мне нарисовано чего или как? — спросил Костров.

— А что, глянуть нельзя, вроде новый человек…

— Ты гляди осторожно, — Мишка распечатал пачку, постучал мундштуком папиросы по крышке и улыбнулся, блеснув золотой коронкой, — а то вполне можно сделать тебе полное солнечное затмение.

— Ты чего это? Чего? — инвалид попятился.

— А ничего. Знаю я вас, убогих. Сам на костыле, а к куму раньше других добегаешь.

Он повернулся и пошел не спеша вдоль трамвайных путей к Курбатовской площади. День выдался нежаркий, иначе бы пропал он в своем шоколадном костюме и кепке. Небо заволокло тучами, вроде собирался дождик.

«Скорей бы, — думал Мишка, — кончить это дело, да Ритку с ребенком повидать. Вот ведь как получается: стоит сесть на трамвай — и через полчаса дома, да никак нельзя этого делать. Правда, Данилов, прощаясь, обещал, что выхлопочет мне отпуск, а Иван никогда не врет. Кремень мужик: сказал — сделал».