Тревожный месяц вересень

– Ты разве партийный?

– Хотел бы, - буркнул он, обнаружив странную застенчивость. - Да, полагаю, не дорос. Но в данном вопросе имею верную точку зрения. Горелого, как фашиста, не имеем права прощать и отпускать. Других мнений нет?

– Нет, - ответил я.

На том и кончилось наше летучее собрание. Проголосовали единогласно, без воздержавшихся.

Мы отправились к Варваре, прихватив с собой Попеленко. Было ясно, что бандюги, получив от Варвары записку, постараются захватить наш груз. Горелому, конечно, он нужен позарез. Наверно, он хочет замаскироваться, принять иную личину, вынырнуть где-нибудь в другом районе Украины. Без денег и документов шансы на то, чтобы выжить, у него невелики. Конечно же Горелый поставит на карту все. В село, где организована оборона, бандиты теперь не пойдут - будут ждать "транспорт" на дороге, в засаде. Но вместе с нами незаметно лесом будет следовать группа бойцов. Для этого мне предстояло отправиться за помощью в райцентр. Я не сомневался, что Гупан, узнав обо всем, выделит хотя бы пяток автоматчиков. Ну, хоть двух-трех - хватило бы. Эти автоматчики и прихлопнут гореловских бандюг, когда они вступят в бой и выдадут себя. Главное - вытянуть их из лесных чащоб, заставить открыться.

Мы бросали Горелому крючок с наживкой. Однако бывший полицай вовсе не был глупой рыбкой. Чтобы пойти на решительные действия, он должен был окончательно убедиться, что мы нашли деньги. Нас мог выручить только один человек Сагайдачный.

* * *

Я еще раз внимательно перечитал записку Варвары. "Говорят, пошлют за Сагайдачным подписывать акт... Когда повезут, напишу завтра..." Вот мы и узнаем их намерения. Если они серьезны, Горелый откликнется немедленно и перешлет с Гнатом ответ сегодня же. Ждать оста- : лось немного.

Варвара вздохнула.

– Было б все спокойно, Иван, если бы ты не приехал. Как-нибудь уладилось бы между своими. А ты набаламутил...

6

Попеленко надел на Гната ватник. Записка, аккуратно завернутая в прорезиненную оболочку, лежала в потайном клапане.

Гнат получил дружеский толчок в спину и, набросив тугой мешок на плечо, отправился из хаты. На прощание он оглянулся на Варвару, улыбнулся и запел очередную из своих бессмысленных песенок. Он заспешил в УР. Там ждут "друзья-приятели". Они накормят его в жарко натопленной землянке и, тоже по-дружески толкнув в спину, выпроводят назад, в Глухары. На спине у дурачка будет тяжелый мешок с лесными трофеями. Вот такого Гната - "воны свадебку сыграли, и было там чего пить!" - я встретил однажды на старом Мишкольском шляхе... Я и не мог предполагать тогда, как круто завернут события...

– Ну, товарищ старший, как вы говорили! Ей-богу, как судья какой. Ну так доходит... Насчет этого закону... Чтоб сполнять. Так душевно! - Попеленко шептал мне в ухо: - Прямо даже на меня подействовало. Политически.

– Хватит, стоп! - прервал я его. - Ты вот что. Ты оставь меня с ней.

– Ладно, - с готовностью откликнулся "ястребок" и подмигнул мне.

Варвара тут же, усмехнувшись, оправила юбку на коленях. Так оправила, что юбка почему-то задралась выше и колени, чуть прикрытые мышиного цвета сукном, оказались вовсе на виду. Круглые, белые, как антоновка, колени. Лицо ее вспыхнуло надеждой. Может, я не забыл старое, может, прощу?

А мне надо было кое о чем спросить Варвару. Теперь, когда я не чувствовал зависимости от нее, я надеялся, что смогу узнать правду, правду у Варвары, у которой искренность лжива и ложь искренна.

Для дела эта правда не была нужна. Но я чувствовал, что уйду отсюда с каким-то незаполненным пробелом в мозгу, если не дознаюсь.

– Слушай, Варвара, - спросил я, когда захлопнулась дверь за Попеленко. Она вся так и подалась ко мне. - Из-за чего ты это делала? Ты его любишь?

– Кого?

– Горелого, кого же еще? Ты же для него старалась!

Если бы она любила его, все стало бы понятно. Остальным лгала, притворялась, а любила только одного его. Ну слепая, как пишут в книгах, страсть, куда тут денешься! Вот Мария - я же помнил Пушкина - полюбила старца Мазепу. Зачем мне все-таки нужно было это знать? Наверно, хотелось, чтобы все в жизни стало ясно и обоснованно.

– Да как вам сказать, Иван Николаевич...-Черные ресницы невинно хлопнули, прикрыв на миг сине-фиолетовые выпуклые глаза. - Он, конечно, ничего мужчина, Горелый... Да ведь дело не в том, Иван Николаевич! Он обещал меня с собой забрать, обещал жизнь. Приличную! Каково-то бабе моего века будет после войны? Где они, мужики? Ну, хата справная, хозяйство. А без мужика жизнь будет пустая. Сегодня Валерик, а завтра кто? Детей как заводить!

По-моему, она не врала. Она исповедовала солидные, положительные принципы жизни. "Понимала себя".

– А он сказал - женится, деньги будут, без денег он не Горелый. Значит, моя жизнь ясная была бы. Уехали бы куда-нибудь, где нас никто не знает. Каждый должен перебеситься... а дальше хорошо бы пошло!

– И Горелый перебесится?

– А чего ж? Может, спокойно заживет. На работу заступит. Он мужик с головой, сообразит, чего как. Приспособится, еще не последний будет. Это в войну все убивцы, а в мирное время все мирные.