Тревожный Саббат (СИ)

Чайна чтит тело. Его стихия — крепкие объятья, баня, бокс. Прыгнуть в прорубь морозным утром. Весь день бродить по лесу, собирая целебные травы. На его груди — татуировка с деревом Иггдрасиль. У фаерщика колючий взгляд, который теплеет, когда он пьет чай или смотрит на Ким. Много дерется, участвовал в боях без правил. Чайна всегда идет до конца, верит в огонь и единство группы. Плетет ловцы снов. Шаман.

Ким отрицает тело. Вне работы носит свободную одежду, ест очень мало, сидит на жестких стульях. Лишь она может удержаться на кресле мазохиста в колл-центре — любой человек, севший на него, падал. В то же время Ким спортивна и вынослива. Под мешковатой одеждой скрывается крепкое тело с выраженными мускулами. Она фантастически ловкая и имеет верный глаз. Ким каждый день бегает по двенадцать километров от работы до дома. Ким — трудолюбива и усидчива. Но при этом презирает коллег и считает их недалекими, а себя — особенной. Кажется, будто бы никого не любит, даже маму и бабушку. Лишь к Еретику испытывает какие-то проблески симпатии. Но недавно что-то изменилось. Ким оттаяла и поглядывает на Заратустру, пытаясь поймать его улыбку.

«Нет, ничего у них не сложится», — с грустью подумала Ингрид.

Следующая тренировка фаерщиков прошла оживленно. Казалось, они, наконец-то, стали единым коллективом и понимали друг друга без слов. Асмодей и Чайна, обладавшие прекрасным вкусом, подобрали разнообразную музыку для номеров. Ингрид отвечала за костюмы и хореографию, а Ким вернулась к своей цирковой форме, которую, казалось бы, утратила много лет назад.

Она вступила на Путь Огня и стала настоящей артисткой. Асмодей и Чайна не уставали восхищаться ее искусством, и даже Ингрид выдавливала сдержанные похвалы.

Фаерщики сбавили обороты на тренировке, и все чаще останавливались, чтобы посмеяться и попить чаю. В этот раз Чайна потчевал их восьмилетним Дворцовым пуэром. И у всех развязался язык: молодые люди вспоминали прошлые выступления и фестивали, грезили о будущих заказах и гонорарах.

И, наверное, простое человеческое общение расслабило Ким, лишило всегдашней настороженности и недоверчивости. Она вдруг забыла о Ницшеанце и грядущем Тревожном Саббате. Когда Асмодей пригласил ее после тренировки прогуляться в лес, девушка с радостью согласилась.

Но едва фаерщик развел костер, Ким напряглась:

— Ты собираешься остаться здесь надолго?

— Нет, всего лишь немного поколдовать, — пожал плечами парень.

— Колдовать? Вообще-то я обещала Инне не участвовать ни в каких обрядах. Почти поклялась, что буду держаться подальше от потустороннего.

— Я и не настаиваю. Просто хочу, чтобы ты была рядом. Ничего плохого не случится.

Ким покраснела от удовольствия:

— Приятно, что ты настолько мне доверяешь.

— Конечно, ведь мы — друзья. И могли бы быть кем-то большим, если бы между нами не стояли призраки.

Ким не понимала, шутит он или всерьез. И усмехнулась, стараясь заглушить огонь в груди:

— Не только призраки, но и Еретик — мужчина из плоти и крови. А ты, насколько знаю, влюблен в неземную Инну?

— Да помню я про Еретика, — отмахнулся Асмодей, проигнорировав слова об Инне. — И наслышан о ваших так называемых отношениях. Дурень он малолетний, вот кто. Это ж надо так девушку заморозить, чтобы она шарахалась от малейшего проявления доброты.

— Я его не виню ни в чем, — быстро сказала Ким. — И хватит, давай закроем тему.

— Давай. Но есть и другая сторона правды: девушка, влюбленная в призрака, — в глазах фаерщика замерцали отблески огня. — Поверь, каждый раз, когда я сижу в одиночестве в бабушкином доме, я жду, что ты постучишь в дверь, а я открою… Ладно, перейдем к делу. Я нашел кое-какие старинные заклинания и собираюсь вызвать Заратустру.

— Но зачем? Ты одержим этим долбанным кладом!

— Дело не в деньгах. Я совет хочу от великого перса.

— О том, как найти свой Шаолинь?

— Нет… Я давно не верю в эти сказки. Но иногда я не знаю, как мне жить дальше. Я боюсь, что погибну, и никто не вспомнит, что землю топтал. У тебя бывает такое?

— Наверное, нет. Я всегда была слишком озабочена практическими вещами — как заработать денег и вылечить Еретика. Затем встретила Ницшеанца и… тем более стало не до философских исканий. Сначала тряслась от ужаса, а теперь даже рада, что очнулась от многолетнего сна.

— Подержишь куб?

— Что это? — руки Ким гладили отполированную поверхность?

— Прообраз древней святыни — Каабы, храма огня. Это поможет призвать Заратустру и услышать его тихий голос.

— Ни за что! — Ким отпрянула. — Я же не участвую в обрядах.

Асмодей хмыкнул:

— Трусиха… Но покрутить стаффы тебя не затруднит?

Ким кивнула и неохотно зажгла огонь. Вяло сделала несколько движений.

Фаерщик что-то бормотал себе под нос и крутил в руках куб.

Ким закружилась на месте, вдруг почувствовав вибрацию на кончиках пальцев. Ее тело было похоже на натянутую тетиву… А затем вдруг отказалось повиноваться. Ким рухнула на колени.

В нее будто бы вселилась потусторонняя сущность, стерев прежнюю личность.

— Калбым Янгын Йари. Огонь в моем сердце. Пусть он сожжет меня, если я не достоин знать правду, — нараспев произнесла фаерщица.