Тревожных симптомов нет (сборник)

— Вот видите. Даже вам, человеку неискушенному, ясна разница. Так неужели вы думаете, что я, врач с пятидесятилетним стажем, не способен отличить нормального человека от сумасшедшего?

— Не знаю. Во всяком случае, я здесь. Тогда объясните, зачем меня сюда привезли.

— Вот это другой вопрос! Попробуем сообща найти на него ответ.

Профессор вытащил из кармана серебряный портсигар с монограммой. Почувствовав запах табачного дыма, Вахромеев сглотнул слюну.

— Пожалуйста, курите! — профессор протянул ему портсигар и щелкнул зажигалкой. — Итак… почему вы находитесь тут на излечении? Прежде всего потому, что у вас налицо признаки функционального расстройства центральной нервной системы. С сумасшествием это имеет так же мало общего, как понос с раком желудка. Ваше заболевание излечивается полностью. Пройдете курс лечения, и мы с вами распрощаемся навсегда.

Вахромеев посмотрел под стол.

— Вы что–нибудь потеряли? — спросил профессор, многозначительно взглянув на врача.

— Нет… Сколько времени продлится лечение?

— Это во многом зависит от вас. В таких случаях очень важно полное взаимопонимание между лечащим врачом и пациентом. Мы поможем вам, а вы поможете нам. Согласны?

— Согласен, — вздохнул Вахромеев. — Что же от меня требуется?

— Прежде всего расскажите об этой крысе.

— Что рассказывать?

— Какая она, большая или маленькая?

— Подкрысок.

Профессор удивленно поднял брови:

— Что значит «подкрысок»?

— Подкрысок — это подкрысок, — раздраженно сказал Вахромеев. — Бывает подлещик, бывает подсвинок, а это подкрысок.

— Значит, подросток?

— Подросток — у людей, у крыс — подкрысок.

— Хорошо. Серая или белая?

— Черная.

— Вот такая? — профессор нарисовал на листе бумаги очень похожий силуэт крысы.

— Такая.

— Ясно. Как часто она к вам приходила?

— Не она, а он.

— Откуда вы эго знаете?

— Он мне сам сказал.

— Гм… Ну, допустим. Так как часто он к вам приходил?

— Сначала редко. Он боялся. Если была приотворена дверь, смотрел с порога, в комнату не заходил. Потом я начал, уходя на работу, оставлять ему еду в блюдечке. Что–нибудь вкусненькое. Вот он и привык ко мне.

— Отлично! Что же дальше?

— Однажды вечером он пришел и взобрался ко мне на плечо.

— Правое или левое?

— Какое это имеет значение?!

— Просто так, любопытствую.

— Левое.

— И тогда вы начали с ним разговаривать?

— Нет. Недели две он приходил и сидел просто так. Ну, а потом…

— Что же было потом?

— Заговорил.

— На каком же языке он заговорил?

— Ни на каком. Просто я начал его понимать.

— Телепатически?

— Может быть, и телепатически.

— А он тоже понимал ваши мысли?

— Понимал.

Врач хотел было что–то сказать, но профессор жестом его остановил.

— Скажите, Дмитрий Степанович, — спросил он, — а у вас раньше не было таких ощущений? Ну, скажем, едете вы в трамвае, и вдруг вам начинает казаться, что кто–то читает ваши мысли. Какой–то незнакомый вам человек.

— Нет… Простоя… сам… иногда… Впрочем, ерунда! Не было такого!

— Значит, только с этой… с этим подкрыском?

— Да.

— О чем же вы разговаривали?

— Этого я вам сказать не могу.

— Почему?

— Не поверите.

Профессор взял в руки узкую ладонь Вахромеева и пристально посмотрел ему в глаза. При этом его взгляд сразу утратил былое простодушие.

— Дмитрий Степанович, — сказал он тихо и раздельно, — мы с вами уже говорили, что лечение возможно только при полном взаимопонимании и доверии между нами. Ну, рассказывайте!

Вахромеев как–то обмяк.

— Хорошо! — забормотал он. — Я расскажу, все расскажу, только вы никому не говорите, а то…

— Так что вам говорил подкрысок?

— Он говорил, что, в общем… ну, словом, их род гораздо древнее нашего. Что они уже давно пытаются добиться, чтобы люди их оставили в покое, что никакого вреда они никому не причиняют, что люди ведут себя по отношению к ним просто мерзко, что сейчас им уже совсем житья не стало, что они могут многому нас научить, а мы этого не понимаем и… все такое.

— Спасибо!

Профессор откинулся в кресле и закрыл глаза. Некоторое время он сидел так, что–то обдумывая. Затем, видимо приняв решение, поднял глаза на Вахромеева.

— Ну что ж, Дмитрий Степанович, попробуем во всем этом разобраться. Во–первых, этот ваш подкрысок. Известно ли вам, что при некоторых заболеваниях, в частности при белой горячке, люди видят чертей? Известно?

Вахромеев кивнул.

— Почему же именно чертей? — продолжал профессор. — Да потому, что в глазу есть клетки, имеющие очень сходную форму. В нормальном состоянии человек их не видит, а вот при белой горячке, вследствие расстройства зрения, появляется такая иллюзия, — профессор нарисовал рядом с силуэтом крысы хвостатого чертика. — Не правда ли, похоже?

— Да.

— Кстати, а вы, Дмитрий Степанович, никогда не приносили чрезмерных жертв Бахусу?

— Кому?

— Бахусу. Ну, словом, не злоупотребляли алкоголем?

— Нет, я непьющий.

— Тем лучше. Просто мне хотелось объяснить вам, почему подобные галлюцинации всегда связаны с чертями или крысами.

Вахромеев неприязненно взглянул на профессора.

— Это не галлюцинации, — сказал он, вновь опуская глаза. — Настоящий живой подкрысок.