Читаем Трезориум полностью

Во всяком детском сообществе (как впрочем и во взрослом) со временем неизбежно выделяются лидеры. Так оно и должно быть по теории: «эмиттеры» наделены вождистскими качествами по своей природе. В первом семестре это и произошло. У нас образовались целых два лидера, «белый» и «черный». Болек Эльсберг предводительствовал во всяких хороших затеях, Яцек Топаз — в злых и озорных. Но к концу третьего семестра, когда группы поделились на секции, всё стало выглядеть совершенно иначе!

Да, Болек по-прежнему проявляет отличные организаторские способности, когда нужно что-то создать, а Яцек — когда нужно что-то, условно говоря, разрушить. Но оказалось, что у обоих лидерство не постоянное, а ситуативное! И в иных ситуациях лидируют другие дети! Они у нас все лидеры, все без исключения, каждый в своей сфере!

К Ривке Диамант, которая способна любого понять и пожалеть, другие дети тянутся, когда грустно, или нездоровится, или просто хочется поплакать.

К Мареку Шафиру обращаются, если что-то требует разъяснения, а взрослых по какой-то причине спрашивать не хотят или не удовлетворены ответом. Марек — просто губка, впитывающая информацию. Брикман все время усложняет этому мальчику интеллектуальные задачи, и тот неизменно с ними справляется. Недавно я слышал, как этот семилетний человек очень доходчиво растолковал остальным, почему любая, самая маленькая звездочка на небе больше Луны.

Рута Шмарагд — маленькая стерва с ангельскими повадками. Всегда тиха и безмятежна, даже когда вокруг слезы и склоки, которые она же спровоцировала. Но на Руту никто никогда не обижается, все охотно с ней играют, на каждом балу она принцесса, и другие девочки безропотно признают ее первенство.

Дина Аметист в детском коллективе персона важная. Ее просят о помощи, когда нужно что-то наладить, починить, исправить.

У Изи под руководством Лейбовского очень развились пальцы, так что он может делать из пластилина невероятные для семилетнего ребенка композиции. Просто пластилиновый Бенвенуто Челлини. Недавно научился лепить головы. Теперь к нему очередь желающих обзавестись собственным бюстом.

Таким образом, можно с большой долей вероятности предположить, что в социуме будущего, сплошь состоящем из «обнаруженных сокровищ», сложатся некие принципиально иные отношения между людьми. Никаких фюреров не будет. Верней, всякий будет считаться фюрером в сфере своей компетенции.

Стоп. Так долго говорить об этом в речи не следует, иначе у слушателей притупится внимание, которое понадобится для главного, эпохального извещения.

Я наконец объявлю, зачем велись работы в полуподвале. Скажу, что мы расширяемся. Что мы запускаем второй поток! Возьмем двенадцать новых пятилетков.

Старшая группа будет заниматься на третьем этаже, в комнатах шацзухеров. Для общих занятий будем использовать полуподвал. Старый класс достанется новой группе. Кровати в спальнях поставим теснее и в два яруса. Пани Марго, посвященная в мою тайну, всё измерила и говорит, что поместимся.

Двенадцать новых сокровищ! Дух захватывает.

Я множество раз прикидывал и пересчитывал финансовые возможности. Уверен, что денег хватит. За 19 месяцев мой чемодан усох всего на четверть, а стоимость валюты постоянно увеличивается. В конце 1940 года содержание трезориума обходилось ежемесячно в тысячу двести долларов, а сейчас, летом 1942 года, вполне хватает девятисот. Надо будет найти еще четырех хороших педагогов и обучить их ремеслу шацзухера. Проблем с кандидатами не будет. Всякий сочтет работу в трезориуме огромным счастьем.

Итак, денег хватит, а под защитой доктора Телеки и пана Гарбера в эти ужасные времена мы можем чувствовать себя в полной безопасности. Воистину у нас тут блаженный остров средь бурных волн.

Пришлось прерваться. Приходила Дора. Просила снять с нее «домашний арест», хотя еще не прошло тридцати суток после той истории, когда она вернулась в трезориум «под шофе» и это видели дети. Думаю, что поступил тогда правильно, не выгнав ее, а ограничившись взысканием. При всей своей утомительности пани Ковнер — отличный шацзухер по доминанте «С». Можно терпеть и ее взбрыки, и непредсказуемую любвеобильность. Не помню, писал ли я, что у нас произошла очередная рокировка. Гирш снова ночует в комнате Доры, а повариха подобрала Хаима, и теперь толстеет он. Отношения между всеми при этом, тьфу-тьфу-тьфу, прекрасные.

Но настроение мне Дора несколько подпортила. Когда я отказал ей, сказав, что уговор есть уговор и ей незачем отлучаться из трезориума, так как скоро будет много новой интересной работы, вдруг началась истерика со слезами и криками.

— Какая новая работа? — наскакивала на меня Дора. — Вы просто ненормальный! Вы не человек, а лога рифмическая линейка! Ради чего всё это, когда нас всех убьют? Вы что, страус? Не знаете, о чем говорят в Гетто? От того, чем мы тут занимаемся, ничего не останется! Вообще ничего! Ноль!

Она не знает, что я всё продумал и предусмотрел. И незачем. Рано.

Лучшая оборона — наступление. Я тоже перешел на крик.

Перейти на страницу:

Все книги серии Семейный альбом [Акунин]

Трезориум
Трезориум

«Трезориум» — четвертая книга серии «Семейный альбом» Бориса Акунина. Действие разворачивается в Польше и Германии в последние дни Второй мировой войны. История начинается в одном из множества эшелонов, разбросанных по Советскому Союзу и Европе. Один из них движется к польской станции Оппельн, где расположился штаб Второго Украинского фронта. Здесь среди сотен солдат и командующего состава находится семнадцатилетний парень Рэм. Служить он пошел не столько из-за глупого героизма, сколько из холодного расчета. Окончил десятилетку, записался на ускоренный курс в военно-пехотное училище в надежде, что к моменту выпуска война уже закончится. Но она не закончилась. Знал бы Рэм, что таких «зеленых», как он, отправляют в самые гиблые места… Ведь их не жалко, с такими не церемонятся. Возможно, благие намерения парня сведут его в могилу раньше времени. А пока единственное, что ему остается, — двигаться вперед вместе с большим эшелоном, слушать чужие истории и ждать прибытия в пункт назначения, где решится его судьба и судьба его родины. Параллельно Борис Акунин знакомит нас еще с несколькими сюжетами, которые так или иначе связаны с войной и ведут к ее завершению. Не все герои переживут последние дни Второй мировой, но каждый внесет свой вклад в историю СССР и всей Европы…

Борис Акунин

Историческая проза / Историческая литература / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза