Трезориум

— Общая обстановка на нашем участке, стало быть, такая, — водил веткой по схеме Репин. — Город-крепость Бреслау полностью окружен нашей Шестой армией в середине прошлого месяца. Внутри, в кольце, предположительно до миллиона немцев, местных жителей и беженцев. Из них, по нашим разведданным, под ружье поставлено около 130 тысяч человек. Это вместе с фольксштурмом — выражаясь по-нашему, с ополчением. В городе огромные запасы продовольствия и боеприпасов, потому что здесь были сосредоточены военные склады. Кроме того, каждую ночь работает «воздушный мост». Десятки самолетов доставляют необходимое и увозят раненых. Одним словом, крепкий орех. Зубы обломаешь…

Капитан поморщился — словно у него в самом деле сломался зуб. Справился с приступом боли, продолжил:

— Мы и обломали, когда попробовали взять Бреслау с хода. Которые из вас были — помнят.

— Хрен забудешь, — откликнулся комроты-два, начальник Петьки Есауленко. — У меня четверть людей осталась.

— Потому что поперли напролом, ура-ура, да на заминированные мосты, да на дзоты вдоль железнодорожной дамбы, — сказал замполит. — Мы чего не учли, товарищи? Что у многих фрицев тут дом. Семьи. Что отступать им некуда. Когда крысу загоняешь в угол, она дерется насмерть.

— А нечего было лезть, — раздался голос из угла. Рэму было не видно чей. — В узкие улицы, где всюду каменные коробки. Сколько народу положили. Расхерачить с воздуха подчистую, и баста. Не было бы никакого Бреслау. И мы б тут не увязли, а пошли бы на Берлин.

— Товарищи, товарищи! — Командир постучал веткой по стене. — Тихо! Приказов верховного командования мы обсуждать не будем. Так, лейтенант Зотов? Ну то-то. А выводы какие надо сделаны. Вот отсюда, с юга, с линии Опицштрассе — Лотарингерштрассе, сильно укрепленной противником, дивизию перемещают на западный участок, в район Оппенау. Вот сюда. Сдаем занимаемые позиции 181-й и 309-й, которые подкреплений не получили, и располагаемся между Шмидефельдом и Нойкирхом. Наш полк конкретно вот здесь. — Ветка-указка ткнулась в бумагу. — Бросок будет произведен в темное время суток. Батальон пока ставят во вторую линию. Будем готовиться к новому штурму.

Тут адъютант (его фамилия была Секацкий) подмигнул, по комнате прокатился смешок — Рэм не понял, почему.

Репин обернулся.

— Зря обрадовались. Готовиться будем всерьез. Теперь у нас почти штат. Отпуск закончился. Из состава батальона выделяется сборная учебная рота. В нее включены взводы, где больше половины новобранцев. Будут учиться воевать в условиях уличных боев. По всей науке. Ответственный — зам по строевой части старший лейтенант Птушко. Эй, Валь! Спишь что ль? — обратился он к дремлющему старлею.

— За…закемарила малость, — ответил зам по строевой, сдвинул шапку на затылок и оказался молодой круглолицей женщиной.

Комбат гордо кивнул на нее:

— Знакомьтесь, кто еще не видал. Наша знаменитость. Валентина. Одна такая на всю армию: женщина — боевой офицер фронтовой пехоты. С сорок первого года воюет. Про нее сколько раз в газетах писали. Всё знает-умеет лучше любого мужика. И вас научит. Давай, Валя, тебе слово.

Репин прижал рукой верх живота, ссутулился, сел.

Женщина встала, сняла ушанку. Волосы оказались стриженными по-мужски, под полубокс. Подавила зевок, потерла глаза.

— Извиняюсь, товарищи. Ночью ездила с квартирьерами, смотрела новые позиции… Коль, — обернулась она к комбату. — Давай отпустим «старичков». Зачем им зря время терять?

Капитан кивнул. Глаза у него были страдальчески зажмурены.

— Ага. Тогда так. — Она достала листок. — У меня тут записаны взводы, поступающие в мое распоряжение. — Прочла пять фамилий, в том числе Рэма, причем фамилию повторила: — …Есауленко, Клобуков… Клобуков… — И еще раз, будто пытаясь что-то вспомнить: — Клобуков… Остальные свободны. Чего ученых учить? А кто со мной — пойдем на улицу. Там весна, солнышко.

Рэм и еще четверо вышли за удивительным замком-бата во двор. Сели на бревна. Валентина Птушко встала перед ними. Теперь — вблизи, при ярком свете — Рэм разглядел ее получше.

Наградные колодки в два ряда, четыре нашивки за ранения. Ого! Широкий обветренный лоб, небыстрый взгляд, плотный подбородок. Не мужчина, но и не женщина. Наверно, такой была Василиса Кожина, партизанская командирша, командовавшая мужиками в ту первую Отечественную.

Остальные взводные, такие же младшие лейтенанты, как Рэм, тоже смотрели на диковинного начальника, верней начальницу, и, похоже, ничего хорошего не ждали.

Старший лейтенант улыбнулась, и сразу стала похожа — нет, не на женщину, а скорее на простого, приветливого парня.