Трезуб-империал

— Орест? Нет, он был настоящим нумизматом. Всегда привозил парочку немыслимых редкостей. Производил фурор… — Грозно звучавший прононс старухи, помноженный на картавость, производил ошеломляющий эффект. Сквира поймал себя на мысли, что готов слушать этот «фурор» снова и снова.

— Откуда же люди берут столько денег на свои коллекции?

Марта Фаддеевна рассмеялась.

— Большинство просто вкладывают в монеты то, что зарабатывают на стороне. Но есть, конечно, и удачливые коллекционеры, делающие деньги на нумизматике…

— Разве это законно? — Сходу Сквира не мог вспомнить соответствующих статей кодекса, но все это отдавало легким криминальным душком.

— Вам нужны от меня факты или моральная оценка? — сухо оборвала его дама.

В комнате стало тихо. В углу стучали большие напольные часы. Тяжелый маятник равнодушно раскачивался из стороны в сторону. Сверкающие медью стрелки показывали почти полпятого. В полированной поверхности корпуса отражались, искривленные и сжатые до неузнаваемости, две человеческие фигуры.

— А Рева откуда брал деньги? — спросил капитан, наконец. — Тоже удачная купля-продажа монет?

— Не без этого. Он был очень талантливым.

— А что еще? — Требовалось задать неприятный вопрос, и Сквира весь напрягся, пытаясь сформулировать его помягче. — У Ревы были доходы на стороне?

— Понятия не имею, — спокойно ответила старуха. — Как коллекционер, Орест был одним из немногих, добившихся настоящего успеха. Как собеседник он был интересным. Как кавалер он демонстрировал неплохие манеры…

— А как гражданин?

— А как гражданин он слишком часто посещал партсобрания, — тем же тоном произнесла Марта Фаддеевна. Потом улыбнулась, и вся тяжесть, возникшая в последние минуты разговора, развеялась, как по мановению волшебной палочки.

Сквира почувствовал себя увереннее.

— А вы сами? Ваша коллекция, наверное, и лучше, и дороже, чем у Ревы?

— Моя коллекция и лучше, и дороже, — невозмутимо согласилась Кранц-Вовченко и выпустила из носа струйку сигаретного дыма. — По последней оценке, июньской, кажется, она стоит тридцать пять тысяч рублей…

Сквира замер, не веря своим ушам. Тридцать пять тысяч?!

— Оценку проводил местный краеведческий музей, которому я ее завещала. Возможно, они из-за этого несколько завысили стоимость, но вряд ли в разы. А деньги… По большей части я весьма удачлива как коллекционер. Не хуже Ореста, это уж точно… Конечно, только удачей не обошлось. В монеты вложен не один оклад моего первого мужа, гонорары моего второго мужа и премии третьего. Не говоря о том, что и мой орден Ленина тоже, бывало, помогал…

— Орден Ленина? — Сквира не уставал поражаться. — У вас? Вы воевали?

— Вы имеете в виду, сидела ли я в окопах с ружьем наперевес? — рассмеялась Марта Фаддеевна. — Нет и нет! Это мужское дело. Я вела комфортную жизнь в глубоком тылу, работала в хорошо отапливаемом архиве и перекладывала с места на место бумаги. Не так интересно, как все это, — она хлопнула ладонью по нумизматическому альбому. — Вокруг меня сновали подтянутые и вежливые мужчины. В отличие от наших мужланов, они знали родословную фон Кранцев назубок, ценили мои фиктивные дипломы и сочувствовали тяжелой жизни бедной девушки под гнетом комиссаров, — и она лихо опустошила рюмку.

— Я и подумать не мог… — ошарашено пробормотал Сквира.

Он весь подобрался и опасливо посмотрел на собеседницу. В его голове возникла картина: подполковник Чипейко увольняет его из органов… нет, отдает под суд за неосторожную фразу, сказанную пламенному борцу, ветерану невидимого фронта, коммунисту кристальной честности и стальной закалки товарищу Кранц-Вовченко…

— Мы отвлеклись, — старуха опять наполнила свою рюмку. — Ошибки моей молодости вам никак не помогут. Что касается Ореста… Богачом он не был, деньги направо и налево не швырял, собрать тысячу за пару дней не мог.

— Кстати, — спросил Сквира, — откуда коллекционеры узнают о том, кто какие монеты предлагает и кто какие ищет?

— В газетах, конечно, никто объявления не дает! У кого больше знакомых среди нумизматов — тот и в выигрыше.

— Значит, вы лично, Марта Фаддеевна, находитесь в самом выгодном положении? — улыбнулся капитан. — Вы знаете всех.

— А иначе зачем бы я здесь сидела? — величественно ответила она.

— С кем из нумизматов чаще всего общался Рева?

— Со мной, конечно, — старуха вскинула голову. — Еще в Киеве есть такие Дзюба и Бакун. Во Львове живет Шкляр…

— А кем являются люди вот из этого списка? — капитан достал из папки несколько машинописных листов, схваченных скрепкой.

…В доме Ревы хранились письма дочери, приглашения на конференции, квитанции, вырезки из газет, грамоты — ничего подозрительного. Однако Северин Мирославович нашел там и эти бумаги. Уже само заглавие вызывало профессиональную настороженность: «Конец галицко-волынской правящей династии». Этот документ явно стоило почитать повнимательнее. Строчку за строчкой. Националисты ярче всего раскрываются именно в своих рукописях, а это — единственный найденный в доме текст, без сомнения, составленный самим Ревой.

Под заголовком рукой Ореста Петровича были написаны в столбик шесть имен: