Трезуб-империал

— Странная история, — проговорил капитан. Чипейко на каждом докладе указывал ему на столь загадочное поведение Ревы.

— Странная! — согласился Иван Михайлович. — Около пяти стали убирать посуду с закусками, готовиться к горячему. Гости поднялись ноги размять. Кто-то покурить вышел. Часнык включил телефон и давай звонить Оресту Петровичу. Никто не отвечал. Потом он звонил еще раз, после горячего, — спустя час-полтора. Вот тогда мы и узнали…

— Когда Рева уходил, Алексей Тимофеевич не пытался его остановить?

— Спросил, конечно, что случилось. Орест Петрович ответил, что ничего, что вернется через минутку. Ну, Часнык и успокоился. Сел на диван, стал с нами футбол обсуждать. Рева футболом не интересовался, и как он ушел, в комнате одни болельщики остались. А эта тема, вы же знаете, неисчерпаемая… Ну а затем гости валом повалили.

— Сбегать за Ревой Часнык не порывался?

— Да нет, — покачал головой Гедзь. — Зачем? Мы же даже не подозревали…

Артур посмотрел на часы, висевшие на стене, поднялся и защелкал переключателем каналов. Когда на экране появились титры «Собаки Баскервилей», нового фильма, недавно показанного по ЦТ, подросток прибавил звук и вернулся на место. Актеры на экране были знакомыми, но говорили почему-то по-польски. Сквира удивленно уставился в телевизор.

— У вас что, польское телевидение ловит?

— Два канала… — не понял вопроса Иван Михайлович. — Как у всех… Граница ведь всего в девятнадцати километрах. Картинка, кстати, лучше, чем на УТ .

Дочь Гедзя поставила на стол супницу. Золотистая поверхность борща тяжело колыхалась вокруг торчащего куска мяса на кости. Через открытую дверь с кухни донесся умопомрачительный запах пампушек с чесноком.

— А на второе у нас бигос, — сказала она. — Вы любите бигос?

Володимир, квартира Федора Рыбаченко, 22:45.

— А вы ему позвоните, — предложила Светлана Петровна Рыбаченко, мама Гены.

— Звонил, — сердито сказал Сквира. — Десять раз звонил. Ездил к нему.

— Ну, это днем, — покачала головой женщина. — Днем Гена занят…

— Мой коллега, — с легким раздражением стал говорить капитан, — всего полчаса назад был у его дома. В окнах темно. Машины нет. Повестка, которую я оставил, так и торчит в двери. Вас не беспокоит, что ваш сын пропал?

— Он уже взрослый, — равнодушно ответила Светлана Петровна. — В конце концов, он ведь имеет право прийти домой и в двенадцать, и в час…

Это ж надо! Ничего, мы вашего Гену изловим. Маршрут патруля специально для этого изменили. Проверят дом и в двенадцать, и в час… И в четыре утра, если нужно. И в пять!

— Может, ваш муж знает, где он?

Отец Геннадия в течение всего разговора смотрел перед собой и даже сейчас не отреагировал на вопрос капитана.

— Где все-таки Гена может быть? — Сквире начинал надоедать этот бессмысленный диалог.

— На работе, — пожала плечами женщина. — Или с девушкой. Он же парень видный.

— А как зовут его девушку? — капитан демонстративно поднес ручку к блокноту.

— Броню… Брониславу свою он бросил. Жить его учила! Вцепилась в него, как клещ. С самой школы от нее отбиться не могли…

— Хорошо, ладно, — еле сдерживая закипавший гнев, процедил Сквира. — Значит, у Брониславы ваш сын быть не может. А у кого — может?

— У всех юбок подряд, кобель малолетний, — вдруг сказал мужчина, не поменяв ни позу, ни выражение лица.

— Он выбирает, — быстро вступилась Светлана Петровна.

— Можете вспомните имена?

Мать Гены напряглась. Наморщила лоб, потерла его пальцами и покачала головой.

— Как же я сейчас вспомню? — сердито сказала она. — Я себя не помню, не то что всех этих девиц.

М-да, протокол получится пустым. А совсем без протокола нельзя — Чипейко озвереет, если увидит, что родители Рыбаченко не были допрошены…

— А когда вы в последний раз виделись с Геной?

— Ну… — женщина задумалась. — В пятницу он здесь ночевал. Он вообще у нас частенько ночует. Если не каждую неделю, то через одну.

— Ночует у вас? — опешил капитан. — Гена ночует у вас? Да еще и часто?

— Ну да, — пробормотал мужчина.

Бабник, прогульщик, пьяница, скандалист, щеголь, крез! Ночует у родителей! Имея собственный дом!

— Гена — хороший сын, — говорила тем временем женщина. — Знает, что мать нельзя бросать. Пожил в той хате, хлебнул горя и после майских приехал со своей сумкой обратно.

Сколько всего странного произошло в дни майских праздников!

— Вот так! Вот какой он сын! Частенько заходит, ночует, даже свои детские игрушки выбрасывать не разрешает. Эти игрушки, говорит, — это я сам в этой квартире!

— Прекрасно, — с сарказмом процедил капитан. — И каким был Гена в пятницу?

— Каким? Обычным.

— О чем вы с ним говорили?

— Да не помню я, мало ли, — махнула рукой Светлана Петровна. — Так, по мелочам.

— Денег от него хотела, — вставил ее муж.

Этот мужчина с осоловевшими глазами, синим с прожилками носом и всклоченными волосами, похоже, вполне был способен уследить за разговором.

— Ах ты! — вскипела Светлана Петровна и с размаху несколько раз шлепнула мужа по голове полотенцем. Тот не шелохнулся. — Не слушайте его! — повернулась она к капитану. — Он себе все мозги пропил. Как его зовут, не знает.

— Федор, — отозвался старший Рыбаченко.