Трезуб-империал

Несмотря на разгар дня, комната Волынского областного общества филателистов тонула в полумраке. Были ли тому виной крошечные размеры покрытого пылью окна или многочисленные мрачные массивные шкафы, загромождавшие все вокруг, — не понятно. Однако света проникало внутрь на удивление мало, и дальние углы совершенно скрывались в черных тенях. У Северина Мирославовича было ощущение, что они, сидящие за ярко освещенным столом, находятся посреди моря тьмы, отрезанные от остального мира.

— Вы захватили с собой альбомы Ореста?

Сквира опешил. Старуха опять рассмеялась.

— Советую вам почитать Сименона, молодой человек. Убили нумизмата. Следователь приезжает в логово коллекционеров…

— Да, вы правы. Я… э-э-э… привез альбомы Ревы.

Капитан поднялся и подошел к окну. Шпингалеты, старые и разболтанные, страшно было трогать — того и гляди отлетят, но он все-таки дернул задвижки. Окно открылось с легким скрипом.

Холодный сырой ветер немедленно ворвался в комнату, промчался по полкам и зашелестел старыми журналами. Парочка бурых листьев, принесенных невесть откуда, влетела внутрь и, плавно кружась, села на красочный альбом, лежавший на подоконнике.

Внизу, у входа в здание, стоял милицейский «бобик», щедрой рукой выделенный капитану начальником володимирского райотдела. Водитель прогуливался рядом. На звук открывающегося окна он поднял голову.

— Заноси, — коротко бросил ему Северин Мирославович и захлопнул створку.

Под деланно равнодушным взглядом старухи он подобрал сухие листья, влетевшие с улицы, и бросил их в переполненную корзину для бумаг.

— Вы хорошо знали Реву? — спросил Сквира, возвращаясь в кресло.

— Лучше, чем свою одиннадцатилетнюю внучку, — ровным тоном ответила Марта Фаддеевна. — Она живет в Москве. Увы!

И что должен означать такой ответ? Старуха знала Реву хорошо или плохо?

— Когда вы познакомились?

— С Орестом? Считаете, дама может помнить подобные вещи? Впрочем, это случилось после нашего переезда в Луцк. Мужа перевели на Волынь в семидесятом.

— И вы стали с Ревой друзьями?

— Товарищами, — кивнула Марта Фаддеевна. — Одинаковые увлечения, возраст, довольно частые встречи…

— А как вы увлеклись нумизматикой?

— О, это случилось очень давно. Я тогда училась в Школе Коминтерна, и у меня там был роман с одним не в меру горячим датчанином…

Капитан не сдержал улыбки.

— Мне просто было любопытно, — серьезно пояснила старуха. Она медленно выпустила дым из ноздрей и отхлебнула из рюмки. — Вот этот датчанин и подарил мне первую монету. Римский денарий-антониан, выпущенный в провинции Испания во втором веке нашей эры.

— Звучит захватывающе, — признался Сквира. — Вы его храните?

— Вот еще! — возмутилась старуха. — Я его сразу же поменяла у преподавателя истории коммунистических движений на византийский золотой солид седьмого века.

— Не жалеете?

— Это пусть тот преподаватель жалеет. Не знаю, о чем он думал, когда весьма настойчиво предлагал мне такой обмен. Абсолютно невыгодный для него, заметьте…

В этот момент дверь отворилась, и в комнату ввалился водитель со стопкой альбомов в руках. Он сгибался под их тяжестью, кряхтел, но все-таки тащил все вместе. Здесь были и те два, что пренебрежительно бросили преступники, и другие четырнадцать, обнаруженные Козинцом в тайнике под самое утро.

— Давайте их сюда, юноша, прямо на пол! — скомандовала старуха.

Водитель свалил альбомы у стола, завистливо принюхался к кофейно-алкогольным ароматам, витавшим в воздухе, но, не дождавшись приглашения, вздохнул и ушел.

— Посмотрим, — Марта Фаддеевна взяла верхний альбом, один из брошенных преступниками, и перевернула несколько страниц. Слегка поморщилась.

— Коллекция плохая? — спросил Сквира.

— В этом альбоме только советские Gedenkmünzen! — пренебрежительно отозвалась она.

Сквира понятия не имел, что такое «Gedenkmünzen», но догадался, что они, да еще советские, восторга у старухи не вызывают.

— Сколько этот альбом может стоить? — он украдкой взглянул на Кранц-Вовченко, проверяя, не задал ли какой-нибудь глупый с точки зрения нумизмата вопрос.

Марта Фаддеевна вынула изо рта мундштук и задумчиво уставилась на гостя.

— С точностью до рубля мы сможем сказать дня через три-четыре. У меня специалисты не слишком прыткие. Нужно будет оценить каждую монету…

— А если приблизительно?

— По весу, что ли?

— Ну чтобы составить общее представление, — неуверенно проговорил капитан.

— Смотрите, — дама придвинула к нему альбом. — Золотых монет здесь нет. Серебряных — четверть. Все в приличном состоянии. Думаю, этот альбом может стоить около ста пятидесяти рублей.

— Так много!

— В основном, товарищ Сквира, это стоимость серебра. — Она глянула на капитана поверх очков. Тот кивнул. Марта Фаддеевна взяла второй брошенный преступниками альбом. — Этот поинтереснее, — она пролистала картонные страницы. — Все боятся собирать монеты времен оккупации. Много серебряных рейхсмарок… Думаю, до двухсот рублей.

— Ничего себе! — поразился капитан. — За эти два альбома можно купить шубу!

— Не все меряется шубами, — холодно отрезала Кранц-Вовченко.

Северин Мирославович стушевался.