Блаженный Августин считает вопрос личной собственности в монастыре настолько важным, что снова и снова к нему возвращается. Если, говорит он, твои дети, родители или друзья дарят тебе что-то, не принимай этого тайно, то есть без благословения. Иначе ты покажешь, что ни во что не ставишь свое монашеское достоинство. А хуже всего самому напрашиваться на подарок или радоваться тому, что подаренная вещь разрешит твои «временные затруднения», и уже задним числом просить благословения. Ты должен не только отдать подарок игумену, но и не соглашаться взять его себе. Итак, отдай вещь игумену, чтобы он сделал ее собственностью братства, а потом передал тому, кто в ней нуждается.
Святой Августин думает о пользе и единстве братства, а не о разрешении индивидуальных проблем братьев. Братья не будут ни в чем нуждаться, если среди них будет мир и единство. Что бы ни пожертвовали монастырю, оставь это тому брату, у которого есть в этом нужда. Не унижай себя и не нарушай свою связь с Богом, присваивая себе вещь под тем предлогом, что она тебе нужна. Первый, кто не имеет на нее права, — это ты. В монастыре нет индивидуумов, есть только общее тело, братство. Итак, святой с корнем вырывает из нашей обмирщенной души последнюю надежду на то, что можно от кого-либо получить подарок. Он не дозволяет рассчитывать на это и пресекает самое пожелание.
Только так монастырь может жить в любви, как одно тело, одна семья. В наше время трудно встретить такую духовную чуткость инока по отношению ко всей братии, а между тем именно она соответствует святоотеческому духу, и только так подобает жить монашескому братству. Возвышенное устроение души встречается часто, а вот такую чуткость и внимательное отношение к ближним еще поискать надо. Обычно мы бываем внимательны к себе, а не к ближним.
Затем святой опять возвращается к разговору об одежде.
Нас удивляет, что святой занимается такими приземленными вопросами. Но все они непосредственно связаны с духовным устроением человека. Не случайно и апостол Павел, и пророки, и все святые, и Сам Господь говорят об одежде человека. Одежда — это отражение человеческой души.
То, как часто надо стирать одежду, опять же решает игумен. В последних правилах святой все время говорит о роли игумена, и поэтому может возникнуть недоумение: «Неужели игумен должен назначать ответственного даже за стирку? Не лучше ли ему исполнять свои обязанности, а не заниматься всем подряд, так что ему некогда будет ни поесть, ни отдохнуть?».
Согласно монашеским уставам, действительно, нет почти ни одного вопроса, которым не занимался бы игумен. Он может это делать при помощи другого человека, но он обязательно должен обо всем знать и всем распоряжаться. Только в том случае, если в монастыре все исходит от игумена, во всем выражается его воля, дух и образ мыслей, — только тогда может сохраниться подлинное единство братства. Те, кто окружают игумена и действуют от его лица, выражая его волю и суждения, несомненно, облегчают ему жизнь. Однако если игумен сам не вникает в дела, то, хотя по видимости он освобождается от бремени, в действительности его проблемы и заботы умножаются в сотни раз. Замечено: если игумен, да и вообще всякий начальник, всякое ответственное лицо, хоть что-то упустит из внимания, то потом на его голову посыплются трудности одна за другой. Это нерушимый закон. Человек как будто бы избавляется от одной заботы, но увязает в сотне других.
Вообще, в любом человеческом обществе именно тот, кто стоит во главе, считается выразителем воли Божией. У евреев таким Божественным представителем был Моисей, в его лице Бог пребывал с народом. Даже после того как были избраны семьдесят старейшин, последнее слово всегда оставалось за Моисеем. Старейшины брали на себя разрешение мелких вопросов, ответы на которые были простыми и ясными. Но по всякому серьезному делу они обращались к Моисею, а следовательно, к Богу. Такой должна быть и деятельность игумена. Если решения принимает не игумен, то начинается неразбериха, и братство оказывается на краю пропасти.