Трезвенная жизнь и аскетические правила: Толкование правил преподобных отцов Антония, Августина и Макария

Высшая степень эгоизма для монаха — отказываться выезжать в мир под тем предлогом, что там он теряет монашеские ориентиры, оставляет молитву и правило. Дело вовсе не в правиле, просто его уязвленное самолюбие ищет оправдания. Если бы он действительно боялся запятнать свой монашеский образ, то приложил бы старания к тому, чтобы, находясь в монастыре, быть подлинным монахом.

Итак, не всякого можно посылать в мир, но и мы сами не должны ждать, что нас будут посылать. Это вопрос доверия, а не добродетели и святости. Ты можешь быть святым человеком, но для выхода в мир не годишься. Можешь быть одаренным, но не уметь вести себя в обществе. Можешь быть самим архангелом Гавриилом и каждый день сподобляться Божественных откровений, но, выйдя в мир, ты не сумеешь найти дорогу или не будешь знать, как помочь пожилому человеку:

поддержать его справа или слева, сесть в машину первым или сначала посадить его. Если тебе неизвестны правила поведения в обществе, например, как разговаривать с доктором, как есть, как улыбаться, как вести себя в гостинице, то, каким бы святым ты ни был, тебе в мир лучше не выходить. Для этого нужен подходящий человек, которому монастырь доверяет.

«Не те, которые склонны к многословию или чревоугодию». Многословие и чревоугодие открывают доступ к нам самым сильным демонам, которых не могут изгнать даже святые. Мы молимся Святому Духу: «Прииди и вселися в ны», но когда мы празднословим, в нас вселяется дух лукавый. Как только мы открываем рот, он тотчас входит. Монах разговорчивый и любящий поесть находится в большой опасности, потому что всякий, кто много говорит или много ест, хочет есть и говорить все больше, особенно когда его слушают и обращают на него внимание. Никакие заклинания не в силах будут изгнать из него беса.

Если кто-либо хочет отречься от мира и вступить в монастырь, пусть ему в первую очередь прочитают устав и расскажут обо всех монастырских порядках. (23)

Бывает, что человек любит читать Евангелие, душа его с радостью погружается в Священное Писание, восхищается подвигами святых. И вот такой человек узнает из книг, что совершенная жизнь — это жизнь монашеская, и в нем возгорается желание стать монахом. Он приходит к монастырским вратам и просит его принять.

Такому человеку, говорит святой, мы в первую очередь даем прочитать устав. Скорее всего, он мало что поймет, но из-за воодушевления или, точнее, самолюбия ему может показаться, что он все понял и все ему понравилось. Тогда мы знакомим его с основными правилами монастырской жизни: после повечерия мы не едим, ночью встаем на службу, не празднословим, не пишем писем — не потому, что нам не разрешают, а потому, что сами этого не хотим. В противном случае нам лучше было бы оставаться в миру. Ведь мы добровольно покинули мир, никто нас не заставлял. Зачем же теперь мы стремимся общаться с ним?

Человек поступает в монастырь с вдохновением, внушенным, может быть, Самим Господом. Стать монахом — мысль судьбоносная. Человеку открываются врата рая. Нам ли закрывать их перед ним? Если он закроет их сам — это другое дело. А мы не можем закрыть этих врат ни перед грешником, ни перед святым. Однако мы должны рассказать ему о том, что требуется для того, чтобы войти в эти врата.

Если он усвоит все как должно, тогда пусть братья по праву примут его в братство.

Когда человек решает остаться в монастыре, я не сразу принимаю его. Я смотрю, по праву ли он желает стать монахом или его решение остаться в монастыре не оправданно? Не все вмещают слово сие, — говорит Евангелие. Все могут восхищаться Христом и Его словами, но не все их понимают. Все радуются словам Христа, верят им, но, когда приходит время исполнить их, отступают, потому что не могут, не хотят, не знают, как их исполнить, превратно истолковывают их. Таким людям нужно деликатно подсказать, что для них более оправданна жизнь в миру.

Вполне вероятно, что слов «тогда пусть братья по праву примут его в братство» не было в первоначальном тексте устава. Но если они и были, понимать их нужно в правильном ключе, потому что права есть как у монастыря, так и у человека. Не должно быть ни эксплуатации человека, ни его отвержения — и то и другое ведет к беде. Мы должны понять, что именно спасительно для души этого конкретного человека. Он — овца Христова стада и желает спастись. Но где он спасется, в монастыре или в миру? Для некоторых лучше спастись в миру, каясь в своих грехах, чем погибнуть в монастыре, пусть и не совершив при этом грехов, свойственных миру.