Однако обычно мы стремимся отыскать согрешающего подобно нам, чтобы облегчить себе бремя ответственности, или находим объяснение своим грехам, или ссылаемся как на причину их на свои обязанности, от которых не можем уклониться. Почему это происходит? Просто-напросто потому, что мы не решились оплакать свой грех, как мертвеца. Мы не решились запретить греху вновь в нас воскреснуть: он нам нужен, он нам нравится, он нас услаждает. Как черви любят труп, так и мы любим свои трупы, грехи, и боимся, как бы нас совсем не лишили права вновь их совершить.
Когда преподобный Антоний говорит: «Днем и ночью оплакивай свои грехи», он не имеет в виду, что человек должен быть подавлен, что духовная скорбь должна сокрушать его. Истинно духовное состояние не может отнимать радость. Не принимаются в нашей Церкви слезы без радости. Следовательно, когда мы видим в себе огорчение, беспокойство, тревогу, затруднение, тогда будем уклоняться от плача, потому что не о таком плаче говорится в настоящем правиле. Слезы о своих грехах предполагают, во-первых, великую радость. Состояние нашего сердца при них таково, что к нам приходят и от нас исходят только радостные мысли. Во-вторых, предполагается, что мы исповедались и прекратили грешить.
Впрочем, есть некоторые исключения. Кто-то, скажем, легко раздражается, а потом кается и плачет. Потом опять раздражается, кается и снова плачет. Такой человек некоторое время пребывает в подвиге, но за это время он должен выяснить причины страсти, увидеть ее последствия, чтобы избавиться от нее. Страсть, какова бы она ни была, должна уйти за один-два месяца. Большинство страстей уходят за несколько месяцев, когда человек действительно хочет от них избавиться. И самые ужасные страсти, даже страсти сатанинские, даже скотские наклонности человеческой плоти и души, за короткий промежуток времени могут быть обращены в божественное вожделение. Ни в чем Бог не делает нас пленниками. Требуется более продолжительное время только тогда, когда речь идет о падениях, происходящих от немощи человека, а не от его произволения. Тогда ему необходима жизнь в духе, великое смирение и следование воле Божией, чтобы пришло избавление от них. Бог никого не желает видеть рабом.
Господь говорит через Псалмопевца: «Я сказал: вы — боги и все — сыны Вышнего; Я сделал вас наследниками Моего Отца и Своими сонаследниками. Я открыл вам всю истину. Неизвестное и тайное премудрости Моей Я явил вам. Вы Мои сыны и дщери, Я даю вам Духа Святого». И через апостола: «К свободе призваны вы, а не к тому, чтобы быть рабами».
Значит, плач начинается лишь с того момента, как я приступаю к покаянию. И плачу я не для того, чтобы получить отпущение грехов, но чтобы выразить свою благодарность Богу, Который изменил меня Своей десницей. Я плачу, свидетельствуя об освобождении и ликовании своего сердца, воспевая Богу победную песнь. Я приношу свои слезы как благодарственную жертву. Слезы вместе с Божественной евхаристией и молитвой Иисусовой — самые благоприятные жертвы пред Богом. Такие слезы заключают в себе сладость.
Покаянные слезы бывают и у человека, который жил в трясине греха и только что обратился к Богу. Он приходит в монастырь, видит просветленные лица, славу девства, прекрасные, исполненные благодати сердца, вдохновляется, и у него возникает желание тоже стать монахом. Однако впечатления от греха еще свежи в нем, и в нем есть страсти. Такой человек может поплакать, но недолго, а потом ему нужно будет стяжать постоянные слезы. Сначала он будет страдать в монастыре, сокрушаться, будет сносить унижения и все то, что должно помочь ему перейти от тьмы к свету, от рабства к свободе духа. Если же — чего да не будет! — он вернется к прежним грехам, то на этом окончится его жизнь. Он умрет в жалком состоянии, предаваясь плачу, но не плачу избавленных душ, которые восходят в белых одеждах ввысь к престолу Божию, где пребывают серафимы и херувимы, но такому плачу, какому предается душа, не узревшая Бога как Он есть. Как никто не грешит помимо своего желания, так никто и не кается помимо своего желания. Покаяться можно только добровольно. А тот, кто добровольно хочет покаяться, предпочитает греху смерть.