Познавая человека, или лучше сказать, познавая человеческую природу такой, какой ее сотворил Бог и в какую ее превратил грех, признавая в каждом человеке творение рук Божиих и прикасаясь к нему так, как мы прикасались бы к Самому Богу и заботились о Нем, мы начинаем познавать и сердце, которое движется рядом с нами и бьется в том же ритме, что и наше. Мы чувствуем, как сердце нашего ближнего трепещет от Божественного желания, и заключаем в объятия человеческую природу.
Человек — это малая икона Божия домостроительства. В нем можно увидеть надежды, которые Господь возлагал на человека; Божие разочарование от того, что человек этих надежд не оправдал, — и новые надежды Божии на Свое творение. Все это вложено в человеческую личность. Любой труд несет на себе печать его автора, точно так же и каждый человек несет на себе печать Божию.
Из этого следует, что мои отношения с ближним обнаруживают, насколько я люблю Бога. Это очень важно. Мое терпение или нетерпеливость, мой гнев или смирение, раздражительность или спокойствие, месть или прощение — все восходит к Богу. Мы лжем, говоря, будто любим Бога, если при этом наше отношение к другому человеку хоть чем-то омрачается и если в любое время мы не оставляем воли своей, чтобы облобызать волю Божию. Да, поистине эти заповеди — первые и даны нам нераздельно друг от друга.
Итак, понятно, почему святой Августин первой преподал заповедь о любви: по поведению человека, его взору, уравновешенности, характеру можно понять, любит ли он Бога. Пусть даже рядом с тобой самый трудный, грешный, легкомысленный, грубый, порочный человек, величайший враг Божий, он — то зеркало, которое покажет тебе, есть ли внутри тебя Бог.
В следующем правиле святой раскрывает нам, как монах переживает это таинственное единство с ближними и с Богом. Первооснова любви и общения — это богослужение. Чтобы понять богослужение, о котором святой здесь говорит, мы не будем углубляться в изучение соответствующих традиций той эпохи, но обратимся к нашей сегодняшней богослужебной практике, а в особенности к практике Западной Церкви, так как в ней еще сохраняются элементы древнего устава, правда наполненные чуждым духом.
Молитвы в древней Церкви произносились нараспев в довольно быстром темпе, что соблюдается и сегодня в Западной Церкви. У католиков почти нет молитв, которые просто читаются. Псалмы, антифоны, молитвы — все поется, и священник и монахи поют. Католики сохранили древнюю практику, утратив, однако, ее дух. В богослужебных уставах Православной Церкви и в уставах Запада когда-то было много общих элементов, сохранившихся с древности, но постепенно литургические практики настолько разошлись, что сегодня впору задаться вопросом: является ли западное богослужение христианским?
Вместо современного нам утреннего богослужения монахи святого Августина читали три указанных выше псалма. Из них шестьдесят второй псалом (у нас он входит в шестопсалмие) выражает жажду единения со Христом, которую испытывает человеческая душа. Пятый псалом небольшой, но исполненный смысла. Он говорит о цели утреннего богослужения в иудейской синагоге — оттуда заимствовала этот псалом христианская Церковь. Это псалом богослужебный, и в нем ярко показана потребность души в покаянии, ее устремление к нему и образ покаяния. Выражение словам моим внемли, Господи — это вопль человеческой души, которая омылась от греха и теперь ищет свободы. Восемьдесят девятый псалом, псалом утренней службы, содержит такие выражения, которые указывают на ничтожность человеческого существования. Человеческая жизнь как скоро увядающий полевой цветок, но у нее есть цель: служить Богу и возвещать величие Его. Два последних псалма сегодня входят в чинопоследование первого часа. Таким образом, мы ясно видим, как развивалось богослужение.