Три аксиомы

В Бронницком лесничестве нет никаких машин. Перевозка сеянцев из питомника к месту посадки оказалась единственной работой, которая выполняется лошадиной силой; все остальное делают человеческие руки. Даже землю не обрабатывают плугом, а вскапывают лопатой. До самого недавнего времени лесному хозяйству мало давали машин.

И вот мы на поляне, где работают женщины. Для них мы привезли дневную порцию сеянцев.

Вся поляна — полосатая, как ткань, из которой шьют пижамы: узенькие серо-желтые полоски чередуются с широкими зелеными. Желтое — оголенная земля, зеленое — земля нетронутая, заросшая молодой майской травой.

Еще в прошлом году на поляне разметили ряды, где встанут будущие деревья, и на этих рядах простыми лопатами вырезали дернину квадратами величиной 50 на 50 сантиметров, и каждый квадрат, не размельчая, перевернули наизнанку — травой вниз, голой землей кверху, — вот и получились серо-желтые полоски. А между полосками землю не трогали, она осталась как была, с пеньками и травой.

Вот и вся обработка земли. Какое из культурных растений согласится поселиться на почве, обработанной столь примитивно? А для деревьев в зоне их естественного географического распространения этого достаточно. Иной раз сажают даже в совершенно необработанную почву.

Недостаток в обработке почвы компенсируется тем, что в этой негостеприимной на первый взгляд земле для каждого сеянца пробивают довольно глубокую посадочную лунку. Корни деревца будут сидеть не в перевернутом пласте, а значительно ниже. Что касается пласта, то его перевернули наизнанку только для того, чтобы заглушить траву, чтобы не росла она вокруг сеянца и ему не мешала. А накрытая земляным пластом дернина перепреет и сыграет роль удобрения.

Пожилая женщина вонзает в середину перевернутого пласта дернины железный бурав, поворачивает, вынимает вместе с вырезанным столбиком, вытряхивает — остается круглая дырка, и рядом с нею появляется кучка земли. Так работница идет вдоль полоски, оставляя за собой, как след, ряд дырок с кучками земли.

Я подхожу, заглядываю в эти пробитые работницей колодцы. Они такой величины, что туда можно поставить мой полулитровый термос, и он входит по самую макушку — как раз в пору, словно по одной мерке делали.

Потом женщина принимается за посадку: берет из своей посудины сеянец — сосновую веточку длиной с карандаш с висящими, как нитки, корешками, — опускает в лунку, встряхивает, чтобы расправились корешки, и засыпает землей. Вся кучка, что была вынута из лунки, снова возвратилась в лунку.

Движения точны, размеренны, быстры. Видна большая сноровка.

Я знаю, что весенние посадки — дело спешное. Их надо закончить в неделю. Женщина, чью работу я наблюдаю, получила от лесника тысячу сеянцев и должна посадить их сегодня же. И я знаю, как мешают работающим людям докучливые расспросы. Назойливый корреспондент с блокнотом в руках — что может быть хуже этой помехи для работающего человека? И потому я не решаюсь заговорить, отхожу в сторону, пристраиваюсь на пеньке и начинаю пить горячий чай из своего термоса размером точно в посадочную лунку.

Или пример заразителен, или время подошло, но работница положила свои инструменты, достала кошелку и тоже принялась завтракать. И тогда я без стеснения подошел и вступил в разговор.

Домашняя хозяйка из Бронниц Нина Васильевна Шикулина, лет пятидесяти, работает сезонницей на лесопосадках с 1936 года. Как и все другие сезонники, ежегодно сажает весной один гектар (такая здесь норма), а летом ухаживает за ним и, кроме того, ведет уход еще за двумя гектарами, посаженными ею же в прошлом и позапрошлом году. Таким образом, каждый посаженный гектар три года находится под ее присмотром. За время работы с 1936 года Нина Васильевна посадила и выходила 18 гектаров лиственницы вместе с сосной и елью; этот, на котором сидим, — девятнадцатый.

— Могла бы больше, да в военное время мало сажали. Опять же я не все годы занималась посадками, приводилось и почву готовить — подрезать и переворачивать дернину. Тоже дается по гектару на лето. Когда готовишь почву, в тот год посадок не поручают.

Я спрашиваю, что труднее.