Три аксиомы

Меня радовали верные ответы — значит, понять законы роста леса не так уж трудно.

Войдешь в лес — какая там благодать: зелено, весело! Листочки шелестят, птички посвистывают. Даже в бурю в недрах леса господствует покой, только качаются верхушки, словно деревья учтиво раскланиваются друг с другом — вот как в лесу всё тихо, мирно да вежливо.

Но за этим внешним покоем кроется глухая борьба древесных пород за место на земной поверхности, за свет, за жизнь. Так замедлен ход борьбы, что ее развертывание малозаметно нашему глазу, и только через десятки лет, а иной раз через столетие выявляются результаты.

Потребности разных деревьев в свете различны. Наиболее светолюбивы лиственница, сосна, береза, осина. Менее требовательна к свету липа. Теневыносливы ель и клен.

В заречной части Измайлова в давнее время рос сосновый бор. Позже под полог сосен подселились липа и клен. Сколько сосны ни разбрасывали свои семена, в густой тени трехъярусного леса не выросла ни одна светолюбивая молоденькая сосенка: для них мало света. Теперь все старые сосны умерли, осталась липа с густым кленовым подлеском.

Под полог осины подселяется теневыносливая ель. Светолюбивая осина не может оставить семенного потомства под пологом ели. Со временем она отмирает, ель остается, осиновый лес превращается в еловый.

Так происходят смены разных древесных пород на одном и том же месте.

Аксиомы

Рубить или не рубить?

Никому не придет в голову возражать, когда на московском бульваре или в парке спиливают засохшую, почерневшую липу и заменяют ее новой, зеленой.

А когда бронницкий лесничий Дементьев срубал гектары живой зеленой осины, хотя и для замены сосной, елью и лиственницей, целесообразность его действий подвергалась сомнению.

Мертвое и почерневшее, конечно, надо. А как решиться на рубку живой вековой сосны? А ведь их рубят для заготовки бревен и досок.

Мы воспитаны на отвращении к рубкам. В наших ушах звучат слова чеховского доктора Астрова: «Ты можешь топить печи торфом, а сараи строить из камня. Ну, я допускаю — руби леса из нужды, но зачем истреблять их? Русские леса трещат под топором, гибнут миллиарды деревьев, опустошаются жилища зверей и птиц, мелеют и сохнут реки, исчезают безвозвратно чудные пейзажи, и все оттого, что у ленивого человека не хватает смысла нагнуться и поднять с земли топливо».

Эти слова сказаны в прошлом веке. С тех пор написано немало романов, рассказов и повестей на ту же тему, и в них звучат еще более патетические и осуждающие слова.

Думается, мы не так поняли благородные призывы беречь природу. По-видимому, речь идет не о рубках вообще, а истребительных рубках. Нам же почудилось, что якобы топор надо положить навсегда.

За последние пятнадцать лет в газетах напечатаны тысячи протестов против рубок. Правда, в 1965 году на страницах «Литературной газеты» прозвучала новая нотка: в принципе рубки допустимы. Но два-три выступления едва ли могут изменить прочно сложившееся общественное мнение.

Люди всегда верили, что самый лучший способ сохранить лес — вовсе его не трогать.

Именно на таком принципе основывалось лесное дело в России. Считалось достаточным беречь лес и стеречь его. Действовал лесоохранительный закон, и существовала лесная стража, носившая одно время военизированный характер. Лесничие имели чины капитанов, майоров и полковников, а лесники назывались стрелками и ходили с ружьями. Погон на плечо и ружье к руки — это ведь штука недорогая, зато больше расходов никаких, а лес якобы сохраняется.

Нам придется вернуться к вопросу о желательности или нежелательности хозяйственного вмешательства человека в жизнь леса и, в частности, о допустимости или недопустимости такого радикального потрясения, как рубка всего спелого древостоя. Не таков этот вопрос, чтобы с ним можно было легко разделаться.

Агония степных лесов

В Киеве, в Главлесхозе Украины, я шарил пальцем по разложенной на столе карте и уточнял свой сложный железнодорожный маршрут. Надо было при возможно меньшем числе пересадок побывать в разных концах: и в Новгороде-Северском, и в Киверцах на Волыни, и на зеленых Карпатах, и на Алешковских песках у Херсона, где ведутся посадки сосны. Когда мой перечень дошел до Великого Анадола, главный лесничий Украины Б. П. Толчеев сказал:

— А стоит ли сейчас туда ездить? Что смотреть? Нет ничего хорошего. Лес сохнет.

Я ответил Борису Павловичу, что еду смотреть не только хорошее, а все, что есть.

На половине пути между Донецком и Мариуполем находится всемирно известный Велико-Анадольский лес, впервые заложенный в 1843 году и создававшийся на протяжении второй половины прошлого столетия и в начале нынешнего века. Этот лес был колыбелью и школой степного лесоразведения, здесь разрабатывались методы посадок, и здешний опыт изучался несколькими поколениями русских лесоводов.