Ох, и досталось же ей тогда от Анисьи! А мамушка не ругала, а напротив, смотрела на дочь с молчаливым одобрением. С тех пор прошло всего каких-нибудь десять лет, а кажется, что те события происходили в другом мире, наполненном светом материнского тепла и детской беспечностью. Пока девушки стояли на мосту, солнце вошло в зенит, заставляя Аню то и дело вытирать выступающий на лбу пот.
– Неужели тебе не жарко? – поинтересовалась она, глядя на бледное лицо подруги, сухое и чистое.
– Нет.
Мариша подняла голову, прищурившись от бившего в глаза солнца, и показала рукой на стремительных ласточек, мелькавших у самой воды:
– Смотри, как низко летают. Быть грозе. Счастливые птахи. Свободны, беззаботны…
Она взглянула в глаза подруге и увидела на Маришиных губах слабую улыбку.
– Скажи, Аннушка, ты хотела бы стать ласточкой?
– Ласточкой? – Ане вспомнился низкий мужской голос, с придыханием произнёсший «ласточка моя», и она ощутила, что её и без того пунцовые щёки стали ещё краснее.
Хлопоты, связанные с приездом подруги, почти вытеснили из души думы об Алексее, последнее время часто приходившие на ум. Если бы у Ани спросили о её чувствах к Свешникову, она затруднилась бы с ответом, но одно знала наверняка: он был тем человеком, которого она желала бы иметь в друзьях. Перебирая в памяти их последнюю встречу в саду и его признание в любви, Аня то заливалась румянцем стыда, то мечтательно улыбалась, но тут же себя сурово одёргивала: негоже молодому человеку столь дерзко поступать со своей избранницей. Полюбил девицу – приди к её отцу чин-чином, поклонись долу да попроси руки по всей форме. А ночью по садам суженую подкарауливать дурно и непорядочно. Увидит случайный прохожий – греха не оберёшься и честное девичье имя замараешь. Нянюшка сказывала, что в деревнях старики и по сию пору держат строгие порядки, чтоб молодёжь не баловала: проводил парень девушку до дому три раза – женись.
К тому же, Аня совершенно не имела уверенности, что хочет за Алексея замуж. Да, он, безусловно, приятен ей, но любовь должна выглядеть по-другому. Прочитав кучу романов, Аня уяснила, что от любви дам должно бросать то в жар, то в холод, а некоторые чувствительные особы от избытка чувств теряют сознание, бездыханно падая на руки любимого.
Приноровившись к шагу Маришки, Аня переложила корзину в другую руку, взяв подружку под локоток:
– Смотри вперёд. Видишь купола Никольской церкви? Нам туда.
В прозрачном июльском воздухе хорошо просматривалась высокая звонница с тремя огромными колоколами, отливающими на солнце медными боками. Отражая яркий свет, белоснежные стены звонницы казались выложенными из пилёного сахара, местами облитого жёлтой глазурью весёлых медных бликов. Всё вокруг выглядело таким мирным, уютным, чистеньким, что на душе невольно тоже становилось спокойно. Аня украдкой покосилась на подругу и увидела, что дивная картина на противоположном берегу реки и её не оставила равнодушной: Маришин шаг стал пружинистым, спина выпрямилась, а на щеках появился нежный румянец.
– Добрый день, барышня Анна Ивановна, – поклонилась им встречная молодка в чёрном платке на голове.
– Надя? Юшина?
– Я, барышня.
– Погоди, не убегай, расскажи, как дела, – задержала её Аня, успев скороговоркой пояснить Маришке: – Это вдова приказчика, который погиб на порогах. Помнишь, я тебе писала?
Смущённо потупившись, Юшина остановилась рядом с ними:
– Да что рассказывать? Живу – хлеб жую. Жить-то надо.
Чёрный платок на голове женщины был мокрым от пота, и она то и дело отирала лоб с прилипшими прядями волос, едва переводя дыхание от жары, но глаза смотрели ясно, уверенно.
– Я на работу пошла, меня лавочник к себе взял хозяйство вести. Пять рублей платит.
В словах Юшиной зазвучала нескрываемая гордость. Она зыркнула на Маришку, стоявшую чуть поодаль, и заговорщицки прошептала Ане, сложив руки ковшиком около рта:
– Помните, барышня, я вам про заговорённый камень с письменами сказывала?
Аня кивнула:
– Помню.
– Так те письмена исчезли! Как корова языком слизнула! Чуете, в чём дело?
– Нет, – изумлённо подняла брови Аня, недоумевая, какой ещё слух может разнести народная молва по миру.
– Не иначе, речная дева балует – то явит письмена, то вновь смоет волной, – принялась растолковывать Надежда. – Купец Рыков хотел у порогов лесопильню строить, но поостерёгся, как про камень речной девы услыхал. «Не будет, – говорит, – там прибыли. Того и гляди, вместо брёвен утопленники всплывать будут».
– Наденька, надпись на камне была шутка, – принялась объяснять Юшиной Анна, пересказывая свою историю о встрече с Алексеем, старательно подбирая слова, чтобы не обидеть женщину насмешкой.
Но Надежда слушала недоверчиво, давая понять, что соглашается с Аней лишь из вежливости. Когда Аня истощила своё красноречие, Надежда подвела итог разговора:
– Как хотите барышня, но вас обманули. Письмена те писаны речной девой.
Она непримиримо сжала губы, упрямо глядя в прозрачные воды Урсты, и укоризненно предостерегла:
– Будете в тех местах – к камню не ногой. Богом прошу!