Три билета до Эдвенчер; Под пологом пьяного леса; Земля шорохов

В некоторых районах Южной Америки водятся лягушки, обладающие, пожалуй, самым причудливым обличьем среди батрахид. Их называют рогатками, и, так как рогатки обычно легко переносят неволю, я думал, что и с ними все будет очень просто. Мне очень хотелось заполучить нескольких рогаток, пока мы были в Чако. Я знал, что они здесь водятся, что местные жители называют их escuerzo, но этим и ограничивались все мои познания. Надо сказать, что работа собирателя животных отличается той особенностью, что, как только вам очень захочется достать то или иное животное, оно немедленно исчезает, как бы широко оно ни было распространено. Именно так произошло и с рогатками. Я показывал всем рисунки этих лягушек, предлагал баснословные суммы за их поимку и почти довел до безумия Джеки и Рафаэля, вытаскивая их из постели в два часа ночи, чтобы идти ловить лягушек на болота, но все было напрасно. Если бы я знал заранее, сколько хлопот принесут мне эти лягушки, я бы не стал тратить столько сил на их поимку.

В один прекрасный день после полудня я обнаружил на веранде помятую жестяную банку, верх которой был закрыт листьями. Паула сказала мне, что банку недавно принес пожилой индеец и в ней сидит какое-то bicho – вот и все, что она знает. Я осторожно разгреб палкой слой листьев, заглянул в банку и, к своему изумлению, увидел громадную рогатку, спокойно восседавшую на спинах двух других, поменьше.

– Что там такое? – спросила Джеки, стоявшая вместе с Паулой на безопасном расстоянии.

– Рогатки… три красавицы, – восторженно ответил я.

Я перевернул банку, и лягушки переплетшимся клубком плюхнулись на пол веранды. Паула взвизгнула и скрылась в доме; вскоре она высунулась из окна, дрожа от страха.

– Будьте осторожны, сеньор, – причитала она. – Es un bicho muy malo, señor, muy venenoso[48].

– Ерунда, – ответил я. – No es venenoso… no es yarará… es escuerzo, bicho muy lindo[49].

– Святая Мария! – воскликнула Паула, закатывая глаза и возмущаясь тем, что я мог назвать рогатку чудесным животным.

– А они ядовитые? – спросила Джеки.

– Нет, конечно, они просто кажутся такими.

Тем временем лягушки разделились, самая крупная сидела, рассматривая нас сердитыми глазами. Она была величиной с блюдце, и казалось, что голова составляет у нее три четверти объема всего тела. У лягушки были толстые короткие лапы, вздутый живот и два больших глаза с золотистыми и серебристыми искорками. Над каждым глазом кожа приподнималась равнобедренным треугольником, напоминая рога на голове козленка. Невероятно широкий рот словно делил тело надвое. Ее голова с торчащими рогами, выпяченными губами и мрачно опущенными углами рта как бы сочетала в себе черты жестокого злодея и надменного монарха. Зловещее впечатление, производимое лягушкой, еще более подчеркивалось бледной горчично-желтой окраской туловища с ржаво-красными и серовато-зелеными пятнами, как если бы кто-то, не знающий географии и не умеющий рисовать, пытался изобразить на этом туловище карту мира.

Пока Паула энергично взывала к помощи всех святых и заверяла Джеки в том, что через полчаса она станет вдовой, я наклонился, чтобы рассмотреть лягушку более внимательно. Широко вздохнув, она раздулась вдвое больше прежнего и начала выпускать воздух, пронзительно и негодующе крича; одновременно она запрыгала мне навстречу, угрожающе раскрывая и закрывая рот. Это было поразительное зрелище; внутренняя поверхность ее губ имела яркую желтовато-розовую окраску.

Услышав изданный лягушкой боевой клич, Паула отчаянно всплеснула руками и начала раскачиваться в окне. Я счел момент подходящим для того, чтобы преподать ей небольшой урок естествознания и в то же время поднять свой престиж в ее глазах. Схватив дрыгавшую ногами, тяжело дышавшую рогатку, я подошел к окну, в котором стояла Паула.

– Смотри, Паула, она совсем не ядовита, – обратился я к ней на ломаном испанском языке.

Когда лягушка снова широко раскрыла рот, я быстро сунул в него свой большой палец. Это так удивило рогатку, что на секунду она застыла с разинутым ртом, а я с ободряющей улыбкой глядел на Паулу, которая, казалось, готова была упасть в обморок.

– Она совсем не ядовита, – повторял я, – она совсем не…

В это мгновение лягушка оправилась от неожиданности и быстро закрыла рот. У меня было такое ощущение, будто кто-то тупым ножом хватил меня по большому пальцу. Я едва не вскрикнул от боли. Паула молча смотрела на меня широко раскрытыми глазами. Я криво усмехнулся, надеясь, что моя усмешка будет принята за жизнерадостную улыбку, а рогатка забавлялась тем, что через каждую секунду изо всех сил сдавливала палец своими челюстями; мне казалось, будто мой палец лежит на рельсе, по которому проходит длинный товарный поезд с увеличенным против обычного количеством колес.

– ¡Santa Maria! – воскликнула пораженная Паула. – Qué extraordinario… ¿no tiene venenosa, señor?[50]

– No, nada de venenosa[51], – хрипло ответил я, сохраняя на лице все ту же жалкую усмешку.

– Что случилось? – с любопытством спросила Джеки.