Странно, но мне почему-то было совершенно не холодно. А что, если снять пуховик и добавить ещё три порции мороженого? Не, пуховик на ветру снимать нельзя, можно заработать или радикулит, или пиелонефрит, как моя соседка, или цистит, как Юлька. Или три миллиона долларов, как соседка Машка, на которую старый миллионер польстился, она тогда единственная на морозе в обтягивающей курточке стояла. Лучше ещё три порции на ветру. Похожу подольше, погуляю. Спешить теперь некуда.
***
Уже начало темнеть, когда я доела последнее эскимо и решила всё это запить ледяной водичкой, что и сделала, вытаскивая из холодильника газированную минералку в очередном мини-маркете. Осушила на морозе бутылку и сразу почувствовала, как жутко устала, вот просто смертельно. Полное волнений и ледяного азарта утро, полдень, в течение которого я пыталась прийти в себя, но вместо этого выстудила себе все мозги.
Спрашивается, для чего? Кто-то ведь должен оценить мой поступок, иначе это крик в пустоту.
Домой ни за что не поеду, значит, остаётся только один вариант: палочка-выручалочка номер два — Юлька.
Непослушными пальцами я вытащила из сумочки телефон и ткнула в её имя. Ответила та быстро, будто только и делала, что ждала моего звонка.
— Привет, подруга, мне так хреново...
— Господи, нашлась! — воскликнула Юлька и горячо задышала в трубку: — Твои как с ума посходили, все телефоны оборвали, тебя повсюду разыскивают... Где ты шляешься?!
— Обо мне ни слова, через полчаса буду.
— Я могила, — прилетело в ответ.
Насчёт этого можно не сомневаться, Юлька никогда меня не выдавала. Она молодец, хоть оградку вокруг нее ставь и бумажный венок на шею вешай.
Поймав первую попавшуюся машину, я запрыгнула на сиденье и бездумно уставилась перед собой.
— Куда едем-то? — поинтересовался водитель.
— Ленинский проспект, дом двадцать пять...
...Я и не заметила, как доехала до подруги. Только когда водитель толкнул меня в плечо.
— Приехали, с тебя восемьсот рублей.
— Сдачи не надо, — сунув в протянутую руку тысячу, я вылезла из машины и, медленно перебирая ногами, поплелась к знакомой многоэтажке...
...Через десять минут я стояла у порога Юлькиной квартиры. Стоило нажать на звонок, как подруга тут же открыла. Как всё-таки приятно, что где-то есть место, где тебя помнят и ждут! Вот кому надо было на шею вешаться, а что? По теперешним временам даже модно. А Юлька добрая, хорошая, она меня любит. И задница у неё красивая, даже лучше, чем моя! Вот влюблюсь в Юльку, пусть завидует!
— Господи, Дашка, что с тобой? Ты поссорилась со своим женихом, да? — налетела подруга на меня с вопросами.
Нет, не влюблюсь. Голос у неё противный.
Подвинув Юльку плечом, я вломилась в квартиру.
— Потом, всё потом расскажу... — еле выговорила я. — Мне бы только в ванну и полежать...
Юлька схватила меня за руку:
— Да ты вся как ледышка! Замёрзла, что ли?
Но я уже ничего не отвечала, только плечи тряслись как в лихорадке. Дальше всё было как в тумане. Кажется, вместо ванной подруга потащила меня в спальню. То ли правда любить собралась, то ли просто горячей воды пожалела. Я хотела возмутиться, но сил не хватило. Едва, обессиленная, упала на кровать, как тут же вырубилась.
Дальше воспоминания были совсем отрывочными, будто я проваливалась в тёмную бездну, из которой периодически выплывала, и чувствовала жуткий холод. Он пробирался под кожу и становилось трудно дышать.
— Даша, ты вся горишь! Проснись же!
Когда Юля вцепилась в мои плечи мёртвой хваткой, я открыла глаза:
— П-и-ить... — простонала. — Мне очень хо-лод-но. Юлька, милая, дай мне ещё одно од-деяло, — стонала я. — Или батарею. Или костер. Или в супе меня свари… а то хо-о-олодно…
— Сейчас... Давай быстро температуру измерим.
Она сунула мне градусник и поднялась, а я, стуча зубами, натянула на себя второе одеяло и снова закрыла глаза.
— Чёрт, тридцать девять, — вновь вырвал меня из забытья громкий Юлькин голос. — Вот что с тобой делать?! — всплеснула она руками.
— В супе свари, — вяло напомнила я. Юлька отказалась, и я в мутном сознании ещё и обиделась: — Тогда ничего не делай, я сейчас попью и уйду... Голая и босиком!
— С ума сошла? Никуда я тебя не отпущу, сейчас чай с малиной сделаю, погоди.
Да на кой мне малина? Раз не хочет отпускать, пусть лучше даст ещё одно одеяло, уже третье... Хотя малина — это тоже неплохо. Малина — это малинник. А малинник — это медведи. А они большие и тёплые, не то что быки…
Мысли мои путались и сознание ускользало. Я, конечно, пыталась с ним поговорить, но оно почему-то не хотело дебатировать с такой дурой, как я, и уплывало в светлые дали, в которых меня ждали то ли медведи в малиннике, то ли совы в курятнике, то ли Юлька в неглиже… с градусником и почему-то топором…
Когда Юлька накрыла меня сверху пушистым пледом, я окончательно отрубилась и уже совсем смутно помнила, что спустя час она снова поставила мне градусник, и он показал тридцать девять и семь. Я уже металась в бреду, прыгая вместе с Юлькой по арене цирка на спине медведя и обещая показать почтенной публике бой с быками, причем оба мы были в неглиже… и я, и медведь.