Три буквы: КСО

Понятие социальной ответственности бизнеса появилось в США в 1950–1960-х годах, а в Россию пришло к середине 1990-х. Преподавать программы КСО у нас начали только в 2000-х, основываясь на идеях, полностью сформированных на Западе. Сегодня, по данным фонда КАФ, российские компании, особенно крупные, не только не отстают, но тратят на благотворительные программы существенно больше, чем их иностранные коллеги. «Там бюджеты, как правило, не достигают 1% от прибыли, у нас они могут доходить до 5–8%, особенно в случае крупных градообразующих компаний, – объясняет Черток. – И это в условиях, когда до нынешнего года у нас отсутствовали какие-либо налоговые льготы для компаний, занимающихся благотворительностью». Но важно не только учитывать размеры инвестиций, но и оценивать реальное социальное воздействие, уверен председатель совета благотворительного фонда «Нужна помощь» Митя Алешковский. До недавнего времени бизнес мог сделать пожертвование в некоммерческую организацию только из чистой прибыли, то есть после уплаты всех налогов, что было крайне невыгодно для бизнеса, не получавшего миллионные прибыли. Только в мае 2020 года Госдума приняла законопроект, который предлагает налоговые льготы для компаний, поддерживающих НКО. Вернулся отмененный в 2005 году налоговый вычет для бизнеса за участие в благотворительности, теперь пожертвование учитывается как расход, вычитается из выручки, и таким образом сокращается налогооблагаемая база. Во многом из-за того, что любая корпоративная благотворительность в России была возможна только из прибыли, она воспринималась и воспринимается до сих пор как благотворительность учредителей и акционеров – хозяев бизнеса. При этом социальные практики для компании, считает Алешковский, это в первую очередь инструмент повышения устойчивости и получения прибыли. «Если вы тратите какие-то деньги компании, вы должны получать какую-то прибыль, она необязательно должна быть материальна и может выражаться в качестве устойчивости вашей организации, в качестве взаимоотношений с вашими стейкхолдерами, внутренними и внешними, – говорит он. – Так это работает в огромном количестве компаний за рубежом и в нескольких компаниях в России». Сейчас в стране ощущается колоссальный разрыв между бизнесом и социальным сектором, связанный с обоюдным непониманием. «Бизнес в большинстве случаев не понимает, что нужно некоммерческому сектору, а НКО относятся к бизнесу исключительно как к денежному мешку и не хотят понимать, что у бизнеса совершенно другие задачи», – утверждает Алешковский. Тем не менее российский бизнес активно участвует в социальной повестке. Сегодня прогрессивные компании включают цели по волонтерству в индивидуальные планы развития руководителей, не ограничиваясь простым трансфером денег, а активно вовлекаясь в социальный проект, рассказывает эксперт в сфере трудовых отношений Алена Гейт. «У руководителей высокого уровня часто указано в резюме не то, что он жертвует (об этом редко пишут), а то, что он поддерживает проекты или фонды, инвестируя в них свое время, – отмечает она. – Инвестировать время, не ожидая сиюминутной выгоды в виде заработной платы, – это модный тренд, который я вижу во всех крупных компаниях и в деятельности руководителей, которые развивают свою карьеру». У сотрудников также появляется запрос на то, чтобы компания вела социально ответственную деятельность. Это особенно характерно для молодых людей 20–30 лет. Эксперт объясняет, что уже в вузах студенты делают социальные проекты, обсуждают социальные проблемы в своей среде и хотят продолжать благотворительные активности в работе.