Три чайные розы

– Не знаю, Никита… Какая-то усталость, сам не знаю отчего.

Климов достал сигару, с наслаждением затянулся.

– Между прочим, уныние – смертный грех! Вспомни, где находятся нытики? Правильно, в аду они, родимые, обретаются! Их спрашивают: «А почему вы здесь, товарищи нытики? И те ответствуют: «Потому что в ясный, погожий день, когда на небе светило солнце и всюду пели птицы, мы не радовались и не славили этот мир!» Мораль: «Унылые будут погружены в ил болотного дна!» Старик, разве ты хочешь быть погруженным в ил болотного дна?

Андрей устало махнул рукой:

– Я уже давно не знаю, чего, собственно, хочу.

– Странные вы люди – Басмановы! Семейственное, не иначе, – никто не знает, чего хочет. Смутные томления, неопределенные желания! Ладно сестры – они женщины, им простительно, но ты…

Андрей невесело усмехнулся:

– Да, представь, я в самом деле подвержен приступам непростительной рефлексии. Меня это раздражает. Меня многое в себе раздражает: лысина, голос, манера разговаривать с людьми, ну и так, по мелочам – неудовлетворенные амбиции и полетевшая под откос личная жизнь. Ощущения премилые – словно сидит на груди тяжелая, жирная жаба. Не продохнуть!

Климов протяжно свистнул:

– Это все расстроенные нервы: один большой невроз или много маленьких… Кстати, Даниловы будут сегодня?

– Полина должна приехать. Насчет Ивана не знаю. Мне кажется, в последнее время он много пьет. У них что-то не ладится с Полиной.

– А как твоя семейная жизнь?

Андрей разразился гомерическим хохотом:

– Вот ты где ищешь причины моих неврозов! Что я могу сказать… Все невесты восхитительны, вопрос в том, откуда берутся стервозные жены! Банально и старо как мир. Извини, не хочу об этом. Никита, я вот о чем хотел спросить…

Андрей запнулся. На самом деле он давно хотел завести этот разговор, но не отваживался – ему было неловко говорить с Климовым на эту тему, но теперь придется, тянуть больше некуда, как друг и брат, он обязан знать правду.

Никита, улыбаясь, наблюдал за смущенным Андреем и наконец решил ему помочь.

– Задавай свой страшный вопрос, тем более что я, кажется, знаю, о чем речь!

– Я хотел спросить о Полине. Что между вами происходит?

– Я люблю твою сестру. И насколько знаю – она любит меня. Вот весь мелодраматический сюжет. Что еще ты хочешь узнать? В какой непосредственно стадии находятся наши отношения? То бишь имеются ли у ее мужа основания заливать горе водкой?

Андрей окончательно смутился:

– Я не об этом!

Климов пожал плечами:

– А о чем? Между прочим, я предлагал ей уйти от Данилова.

– И что она?

– Она… Каламбурчик в стиле Клюквина, классическая ситуация: он просил понимания, она в ответ просила покинуть помещение!

Друзья надолго замолчали.

* * *

Кое-где уже можно увидеть желтые листья. Как рано в нынешнем году началась осень! Маша почувствовала ее в августе, в день, когда Саша сказал, что разбился дельтаплан – белый, красивый, похожий на мечту, тот самый, за которым они так любили наблюдать. Тогда Маша заплакала и поняла, что скоро осень. И сегодня, в последний день лета, она готова к ней. Вот и ягоды рябины в палисаднике Хреныча наливаются осенней грустью, как соком. От мысли, что вечером в доме соберутся все, кроме Саши, Машу пронзило словно ножом. Его отсутствие она переживала как разрывающую физическую боль внутри. Прошел всего месяц, как он уехал, а ей кажется, что минуло лет сто.

Позавчера Саша позвонил из Москвы, сказал, что неплохо устроился, снял квартиру, готовится к учебе – все в нарочито мажорном тоне; а потом сообщил, что в следующем году они должны пожениться, поскольку он хочет определенности в их отношениях. Строго так сказал, уверенно. Но почему она отнюдь не уверена в том, что этот брак необходим? Отчего опять ответила ему, что не готова к замужеству? Почему… Почему разбился тот дельтаплан? Кто знает… Теперь приходить на берег грустно – ей не хватает нежной белой птицы, красивой, как мечта.

Маша вошла в столовую и увидела брата и Климова. Оба были странно молчаливы и лишь кивнули в ответ на ее приветствие.

– Какой сегодня теплый вечер! – заметила Маша.

Ее реплика повисла в воздухе. Чувствуя общее напряжение и желая его разрядить, Маша продолжила:

– Вот и лето закончилось!

Однако комментариев ни от Андрея, ни от Климова опять не последовало – разговор определенно не клеился.

– Да что с вами? – не выдержала Маша. – Никита, ты сам на себя не похож!

– Я заразился унынием от твоего брата, – хмыкнул Климов, – эта зараза пристала ко мне, как детская свинка.

Андрей собрал свои бумаги и сказал, что уходит работать.

Глядя ему вслед, Климов с грустью заметил, что у друга потерянный вид.

Маша присела на диван, надкусила зеленое яблоко.

– Как жизнь, Маруся? – поинтересовался Климов.

Маша вздохнула.

– Ходила сейчас на станцию… Знаешь, Никита, я теперь часто хожу на вокзал. Стою, смотрю – вечерний перрон, поезда, колеса стучат, кто-то прощается, уезжает… И так хочется взять билет в один конец, вскочить в поезд, уезжающий в неизвестном направлении, и…

– Никогда сюда не возвращаться?

– Да! И никогда не возвращаться. Не очень оригинальные мысли, правда?