— Слушай, Женя, а вдруг оно ядовитое? Ты же загремишь, если людей потравишь?
— Не волнуйся. Здесь порядок. Если бы я не стал врачом, я бы химиком был. Я его полностью от всяких примесей очищаю. Проба, кстати, уникальная, у меня еще такой не было. Но вот почему-то хрупкое оно, приходится медь для прочности добавлять.
— А не засекут клиенты?
— Так я ведь совсем немного, процентов десять для прочности.
— Да, Женя, остался ты без Эдгара совсем один.
— Такие, как он, — Евгений Александрович помешал палочкой в чашке, — долго не живут, к сожалению. Слишком он риск любил.
— А ты? Разве ты не рискуешь?
— Рисковать, Оля, надо обдуманно, наверняка. Надо знать, во имя чего рискуешь. Я считаю себя коммерсантом. Я не ворую рыжье, я его п-покупаю. Правда, вдвое дешевле, чем оно стоит, но где эта вдова его еще м-может продать? Я почти не спекулирую, заметь, я с м-металлом работаю, свой личный и немалый труд вкладываю в свободное от службы время. А любой т-труд, даже по Конституции, должен оплачиваться.
— Ты еще Уголовный кодекс вспомни.
— И вспомню, — Евгений Александрович уперся руками в бока. — Т-тунеядство у нас наказуемо, так-то! А я делаю свой бизнес. С моими знаниями и моим даром, Оля, мне в какой-нибудь Англии или Франции ц-цены бы не было!
— Даже без золота?
— Пардон, м-мадам! Без золота или долларов никак нельзя. На пустом месте н-ничего не растет — всякий знает. Ты помнишь Вернера Штольца?
— Того фээргэшника, который к тебе с сыном Клаусом приходил, а ты мальчику операцию делал? Ну и что?
— Какую там операцию? Т-так, пустяки, удалил дырявый молочный зуб. Ты д-думаешь, он меня за красивые глаза к себе приглашал? Правда, всего на н-неделю. Но вот где, Оля, деловые люди ценятся! Не то, что у нас. Кстати, Вернер письмо п-прислал. Приезжает как турист. Предлагает в Москве встретиться. Обязательно поеду, увижу его. Подарок приготовлю. Д-долг вежливости.
— Фу, Женя, но ты же к западным немцам не поедешь жить, правда? Особенно с таким прицепом, как твоя Н-настенька?
— Не передразнивай меня, Оля, это н-некрасиво. Мне еще рано куда-то собираться. За границей король тот, у кого доллары. А у меня их пока маловато. Если уж ехать, то с приличным багажом.
— Чтобы багаж появился, Женечка, тебе надо в первую очередь убрать в другую поликлинику Настю. Она же каждый твой шаг контролирует. Ты у нее под башмаком.
— А вот и нет. Про мои монеты и патрончики она вообще ничего н-не знает. Она г-глупа, ленива и нелюбопытна. То, что надо!
— Тогда чего проще? Разведись с ней к черту. Возьми вон жену Эдгара. И умная, и одна.
— Не-ет, — Евгений Александрович стал прокатывать золотую пластинку, — она не п-пойдет.
— Почему? Ты же симпатичный, чудак-человек!
— С-слишком правильная. Она ведь даже член партии. А я — вор и поповский сын. Я же п-после загса ее в церковь приглашу. И вообще, она чистая, как родник. Она ничего не знала про наши с Эдгаром дела. Впрочем, и д-дел-то особых не было, так, по мелочи.
— А кстати, он тебе много остался должен?
— Пустяки, — усмехнулся Евгений Александрович, вспомнив, как повезло ему с плохой погодой в тот день, когда погиб Эдгар, — рублей четыреста.
— Эх, Женя, бескорыстный ты мужик, даже долг с Людмилы не потребовал. Знаешь, что я подумала? Тебе ребенок нужен. Не улыбайся! С ним бы Алка нянчилась. Слышь, Алла, — Ольга приоткрыла дверь. — Стала бы ты нянчиться с сыном дяди Жени? С племянником своим?
— Еще чего! — ответила с дивана дочь. — Сами задаром с ним сюсюкайте, а мне и за деньги неинтересно.
— У-у, зараза! — нахмурилась Ольга. — И в кого она только растет такая? — И закрыла дверь.
— Она уже выросла, — усмехнулся Евгений Александрович, — и вся в тебя, больше не в кого.
— Нет, твоя Настя не захочет рожать. Скорее мой пенек Валентин это сделает, чем она, — Ольга вздохнула, сложила руки под большой грудью. — Да и Людочка Пашутина тоже в возрасте и с сыном. Лучше, братишка, я тебе молоденькую найду, чтобы и симпатичная была, и умная, и добрая, чтобы тебя любила.
— Найдешь после того, как она у тебя побывает?
— Тю-ю, можно подумать, что ты свою Настю невинности лишил! Ишь, какой разборчивый! Да у твоей Насти до тебя мужиков было-перебывало!
— Ты, к-кончай! — побледнел Евгений Александрович. — Н-настенька у меня самая красивая. И я все-таки ее л-люблю. А что сильно капризная, это со временем п-пройдет.
— Ну и люби на здоровье. Только по-хорошему надо, чтобы не ты любил, а за тобой на цыпочках бегали. Глупый ты, да, глупый, хоть и талантливый человек.
В коридоре хлопнула дверь, пришел от родителей муж Ольги — Валентин. Заглянул на кухню, с трудом повел хмельными глазами:
— Мастеру Самоделкину боевой привет!
— Иди, иди отсюда, морда пьяная, — Ольга вскочила и, подталкивая мужа, довела его до дивана. — Вот здесь сиди и смотри свой телевизор, футбол идет как раз. И мычи здесь.