Три часа на выяснение истины

— Спит давно вместе с Максимкой. Ты что это, Саша, так поздно? Ай-яй-яй, зятек, нехорошо! Да еще с запахом!

— Елена Петровна, я был на дне рождения у Витьки Глазова. Вы же его знаете немного. Я и Веру звал, а она отказалась. Да и были там одни ребята. Но я ничего, Елена Петровна, я сам пришел. Голова чистая, только вот ноги подвели. Вы же знаете, что я вообще не пью.

— Знаю, поэтому и не ругаюсь, а только предупреждаю. Раздевайся, чаю крепкого выпей да спать ложись. Завтра рано вставать?

— Ой, чуть не забыл! Конечно, рано. Марью Алексеевну на областное совещание везти надо, на целый день.

— Так это хорошо. Я тебе денег дам, ты в магазине «Сапфир» кулончик мне купишь с цепочкой. Василий подарил. Ну, Вася, пойдем, я тебя провожу немного.

— Будьте здоровы, Василий Митрофанович, живите богато, — Павлов сел на скамеечку для обуви, чтобы развязать шнурки. В коридорчик вышла Вера в ночной рубашке, зябко передернула плечами:

— Ну, Саша, ты молодец! Обещал в десять вернуться, а уже двенадцать. Ничего себе, да ты никак пьяный? — Она удивленно расширила сонные глаза. — Вот смеху-то, муженек! И что мне теперь с тобой прикажешь делать?

Павлов наконец развязал шнурки, скинул туфли, с трудом поднялся на ватных ногах. Вера стояла перед ним, высокая, тонкая, уперев кулачки в бедра, в глазах — и смех, и жалость, и страх.

— Ты понимаешь, у меня голова совсем не болит, а вот ноги не слушаются. Но я все равно тебя люблю. Ты меня прости, ладно? Честное слово, Вер, я больше не буду. Ну, случилось так. Это все Витька. Ты помоги мне дойти в комнату, только тихо, чтобы Максима не разбудить. Как он, все у вас нормально?

Вера молча взяла мужа за руку и повела в спальню. Усадила на кровать, помогла раздеться, легла рядом, а когда Александр потянулся к ней, отстранилась и прошептала, глядя в потолок:

— Еще раз такой заявишься, я тебя прогоню.

— Ты, Вер, не говори этого, потому что я больше не буду. Вот сама увидишь. Потому, что у меня, кроме тебя и Максима, никого на свете дороже нет. Я вот что придумал на дне рождения у Витьки. Я летом поеду на целину, на уборку, куда-нибудь в Оренбургскую область. И хорошо заработаю. И тогда мы с тобой на частную квартиру уйдем, и будет у нас все отлично.

4

Оказывается, думал Николай Одинцов, сила воли — не что иное, как большое желание. Надо только очень захотеть сделать что-либо, а уж остальное — пустяки. Самолюбие, если, разумеется, оно у тебя есть, довершит остальное.

Эта мысль настолько поразила Одинцова, что он невольно рассмеялся, когда подъезжал к универмагу, где его должен был ждать продавец. Сегодня же вечером, решил Одинцов, надо обязательно сказать Наташе об этом своем маленьком, но таком важном открытии. Только бы не обманул этот парень. Вот сюда, к бордюру, можно прижаться. Здесь видны все подходы к универмагу. Сколько сейчас? Без одной минуты пять. Можно включить радио. Ага, идет. Значит, ждал, потому что идет медленно, не оглядывается. Уверенный парень. Но все равно какой-то неприятный. Глаза у него слишком наглые. Впрочем, к чему мне его глаза? Мне металл нужен. Бабушкино наследство. А на остальное плевать.

Продавец подходит к машине, к правой задней дверце, открывает ее, садится:

— Привет, доктор.

— Здравствуй. Я не опоздал?

— Все нормально. Ты за собой хвост не притащил?

— Какой еще хвост? — недоуменно усмехается Одинцов. — Ах, да! Не бойся, я тоже не из милиции.

— Тогда я сейчас, только ботинок сниму.

— Это еще зачем?

— Не задавай глупых вопросов, доктор. У меня правый ботинок жмет, ты понял?

Одинцов поворачивается и видит, что Виктор снимает ботинок, стаскивает носок и вытряхивает из него себе на ладонь желтый кусочек. Да, опытный парень. Наверно, жулик бывший. Тем более что на руке наколка.

— Деньги не забыл? — Продавец обувается, завязывает шнурок, зажав в кулаке золото.

— Как сказал, при себе.

— Тогда держи, — Виктор бросает на переднее сиденье желтый комочек. Одинцов достает скальпель, берет слиток, внимательно рассматривает его, царапает скальпелем.

— Чем докажешь пробу?

— А ничем, доктор, ты укуси его и узнаешь. Поверь мне на слово, я не трепач. И гони гроши.

— Держи, — Одинцов вынимает из кармана почтовый конверт. Виктор небрежно сует его за пазуху. Николай удивляется: — Не проверяешь даже?

— Если ты меня обманул, доктор, я тебя под землей найду. Усек?

— Договорились. И еще вот что: больше я тебя не видел и не знаю. И вообще забудь, что я есть.

— Э-э, доктор, а ты трусишь. Да я тебя уже давно забыл. Прощай и не пыли! — Продавец хлопает дверцей и так же неторопливо идет за угол универмага, где только что стоял красный «Москвич».

Все! Теперь подальше от этого места! Одинцов резко трогает машину вперед и едва успевает затормозить на красный сигнал светофора. Раздается противный переливчатый свист. У Одинцова замирает сердце. Милиция! Попался! Сейчас меня возьмут. И все узнают. Вот и инспектор. Маленький, с усиками, старшина. Кажется, знакомый. То ли Дима, то ли Гриша. Неужели дырку сделает? Я же ему зубы лечил, дьяволу.

Одинцов выходит из машины, идет к старшине, прижимая руки к груди: