Три часа ночи

Я понял, что он имел в виду. По ряду вопросов мамино мнение было однозначным, и она могла высказывать его крайне резко. Я хорошо это знал, но то, как папа поделился со мной этой историей, позволило мне по-новому взглянуть не только на него, но и на их с мамой союз. На баланс — вернее, дисбаланс — их отношений, на мамину властность, которая лежала в их основе.

— Антонио…

— А?

— Не рассказывай об этом маме — не хочу, чтобы она знала.

— Я бы никогда ей ничего не рассказал.

— Я знаю, но мне все равно захотелось попросить тебя об этом.

Если бы неделю или хотя бы два дня назад кто-нибудь сказал мне, что мой отец был с проституткой, я испытал бы отвращение. Но теперь я не понимал, какие чувства вызвало во мне это папино откровение. Я ощущал смесь изумления, любопытства и нежности.

Выслушав его, я погрузился в смущенное молчание. Папа тоже ничего не говорил, и вскоре я сообразил: он ждет, что я отвечу ему откровенностью на откровенность.

— Я никогда не был с девушкой, то есть никогда не занимался сексом. Иногда мне кажется, что у меня его вообще не будет.

— Он у тебя будет, и очень скоро, и тогда твои нынешние заботы покажутся тебе смешными.

Папа закурил.

— Ты когда-нибудь курил, Антонио?

— Ни разу даже не притрагивался к сигарете. А ты во сколько лет начал?

— О, еще в детстве. Мы с ребятами покупали сигареты поштучно.

— Это как?

— Брать целую пачку было необязательно. Мы заходили к табачнику, просили, скажем, штук пять сигарет, он перекладывал их в белый бумажный пакет и протягивал нам. В шестидесятые годы поштучную продажу сигарет запретили, потому что решили, что она способствует курению детей. Так оно, впрочем, и было.

— Ты никогда не пытался бросить?

Отец улыбнулся и ничего не ответил. Его мысли были заняты другим.

— После твоей мамы мне не нравилась больше ни одна женщина, — произнес он, будто возвращаясь к давно прерванному разговору.

19

Однажды я слышал, как родители обсуждали своего университетского коллегу, то ли декана, то ли ректора, который ушел от жены к студентке.

Это был один из тех случаев, когда взрослые разговаривают, уверенные, что дети их не слышат, а если и слышат, то ничего не понимают. Думаю, в такую ситуацию хотя бы раз в жизни попадал каждый ребенок. Почему же, став родителями, люди забывают об этом и, считая своих детей то ли глухими, то ли глупыми, допускают, чтобы они слышали и понимали — причем понимали на свой лад — то, что вовсе не предназначалось для их ушей?

Помню, как меня поразило услышанное: пятидесятилетний мужчина, то есть лет на десять старше папы, обручился с двадцатипятилетней женщиной.

Я знал этого профессора: они с женой не раз бывали у нас дома. Это был невысокий седобородый господин плотного телосложения, с надменным взглядом из-под очков в тонкой оправе, которые, сам не знаю почему, вызывали у меня сильную неприязнь. Если бы мне пришлось отнести профессора к той или иной возрастной группе, я, тогда еще ученик начальной школы, назвал бы его почти стариком; по моим понятиям, он был ближе к категории дедушек и бабушек, нежели родителей.

Насколько я понял, слушая маму с папой и делая вид, будто читаю комикс «Человек-паук», основная проблема, с их точки зрения, состояла не в том, что кто-то расторг предыдущий брак и заключил новый, а в том, что со стороны университетского преподавателя, тем более высокого ранга, такое деяние было скандальным. «Впрочем, не он первый, не он и последний», — изрекла мама сурово. Я долго обдумывал услышанное и пришел к выводу, что взрослым, почти пожилым мужчинам, в особенности профессорам, свойственно бросать жен ради студенток и что, хотя такой поступок достоин порицания, увы, он повторяется весьма часто.

Года через два я узнал, что отец уходит.

Родители сами сообщили мне об этом. Они позвали меня в столовую и спокойно рассказали, что иногда мужу и жене, даже если они любят друг друга, необходимо на время расстаться, чтобы каждый мог побыть наедине с собой и все обдумать.

— То есть вы разводитесь? — с трудом сдерживая панику, спросил я, едва мне удалось вклиниться в поток слов, которыми папа с мамой наполнили тишину того октябрьского дня. Развод всегда представлялся мне загадочным и будоражащим событием. Экзотическим. Чем-то, что может произойти в чьей угодно семье, но только не в моей.

Родители синхронно замотали головами и пустились в интеллектуальные (и совершенно неподвластные моему тогдашнему пониманию) рассуждения об отличиях развода и раздельного проживания: они не разводятся, а лишь берут паузу, ну то есть расстаются на время, чтобы преодолеть кое-какие сложности. Но на мою жизнь их решение никак не повлияет: да, папа переедет в другое место, а я останусь здесь с мамой, но смогу бывать у него, когда захочу и сколько захочу, и так далее. Мне будет дана свобода выбора.

В чем состоят смысловые и юридические различия между разводом, расставанием и паузой в отношениях, я, конечно же, не понимал.