Три часа у великого фантаста

- Нет, Яков Исидорович, - возразил Рынин. - Такие люди, как Уэллс, не так-то просто расстаются со своими прежними убеждениями и представлениями. Не забывайте, что Уэллс художник не просто с буржуазным, а с британским - я подчеркиваю это - мировоззрением! Англичане упорны в своих взглядах!

В разговор вступил Александр Беляев:

- Меня лично интересуют взгляды и позиция Уэллса как писателя-фантаста. За последние десятилетия научно-фантастическая литература за рубежом невероятно деградировала. Убогость мысли, низкое профессиональное мастерство, трусость научных и социальных концепций - вот ее сегодняшнее лицо... Любопытно, что думает по этому поводу Уэллс? Ведь он по-прежнему остается властителем дум в этой области литературы...

- Одним словом, - заключил Борис Петрович, - Уэллсу предстоит жаркий разговор, если, конечно, он не увильнет от него чисто по-английски.

Наша беседа была прервана приходом Андриевского.

- Герберт Уэллс просит вас к себе в номер, - сказал он. Прошу не очень утомлять его расспросами, так как он устал после поездки в Колтуши. - Андриевский сделал небольшую паузу, а потом добавил: - Уэллс, кажется, чем-то раздражен...

- Ага! - усмехнулся Борис Петрович. - Вероятно, Иван Петрович поговорил с ним по душам...

- Но я надеюсь, - улыбнулся Беляев, - мы не станем его подробно расспрашивать об этом?..

В номере люкс навстречу нам поднялся высокий худощавый человек с седым коротким бобриком на толове, с глубоко посаженными внимательными, добрыми, но очень усталыми глазами. Борис Петрович Вейнберг после нескольких вступительных слов Андриевского представлял нас всех поочередно, и Уэллс, крепко пожимая каждому руку, приговаривал по-русски:

- Очень, очень приятно!

Он пригласил нас к круглому столу, уставленному вазами с фруктами, сэндвичами и бутылками с прохладительными напитками, придвинул ящик с сигарами. Все уселись, и при посредстве Бориса Петровича Вейнберга началась беседа. Тон, характер и содержание беседы лучше всего передать, если попытаться воспроизвести ее так, как она происходила, то есть "в лицах":

УЭЛЛС. Я очень рад представившейся мне возможности встретиться со своими коллегами по профессии. Это, кстати, одна из главных целей моей поездки в Советский Союз. Дело в том, что после смерти Голсуорси я был избран президентом сообщества писателей "Пенклуб". В Москве я виделся с Максимом Горьким, с которым обсуждал вопрос о вступлении Союза советских писателей в "Пенклуб". Но Горький решительно отклонил мое предложение на том основании, что "Пенклуб", не делая никаких политических различий, в число своих юридических членов принял корпорации писателей гитлеровской Германии и фашистской Италии. Я лично был весьма огорчен, услышав из уст Максима Горького отказ...

ВЕЙНБЕРГ. Это произошло потому, что некоторые писатели Германии и Италии не хотят служить гуманизму, предпочитая поддерживать сумасбродные геополитические устремления своих диктаторов...

УЭЛЛС. Писатель, мой дорогой профессор, должен стараться по возможности быть вне политики. В противном случае его творчество может оказаться не свободным от влияния тенденции...

БЕЛЯЕВ. Мистер Уэллс, позвольте спросить, были ли вы как литератор абсолютно свободны от влияния тенденции, когда писали свой, я сказал бы, зловещий роман "Джоан и Питер"? От сюжетной концепции веет ужасом и безысходностью: в середине шестидесятых годов нашего столетия - новая мировая война... Бомбами чудовищной силы города расплавлены, человечество уничтожено. И от всей человеческой цивилизации уцелел лишь сломанный велосипед... И двое молодых людей, словно Адам и Ева, начинают новый человеческий род на развалинах старого мира. Разве этот роман не тенденциозен?

УЭЛЛС. У нас, любезный коллега, совершенно разные подходы к оценке сюжета. Я исхожу из всечеловеческого добра. Вы видите во всем лишь классовую борьбу...

ПЕРЕЛЬМАН. Я опасаюсь, что ваш превосходный роман "Борьба миров" в подтексте тоже имеет в виду классовую борьбу.

УЭЛЛС. Возможно, возможно... Простите, не вы ли тот самый Джекоб Перлман, который столь своеобразно интерпретировал мои произведения? Я читал вашу "Удивительную физику" - так она именуется в английском переводе.

ПЕРЕЛЬМАН. Тот самый...

УЭЛЛС (смеясь), ...который так ловко разоблачил моего "Человека-невидимку", указав, что он должен быть слеп, как новорожденный щенок... И мистера Кейвора за изобретение вещества, якобы свободного от действия земного тяготения...

ПЕРЕЛЬМАН. Каюсь, было так, было... Но ведь от этого ваши романы не стали хуже.

УЭЛЛС. А я, признаться, так тщательно старался скрыть эти уязвимые места моих романов от взора читателей! Как же это вам удалось разгадать мои секреты?

ПЕРЕЛЬМАН. Видите ли, моя специальность - физика. Кроме того, я еще и популяризатор.

Когда смех, вызванный этой мирной перепалкой, утих, я преподнес Уэллсу обе пачки книг. Вручая подарок, я передал ему также и справку Всесоюзной Книжной палаты о тиражах его книг в СССР (они перевалили за 700000 экземпляров!).