Три четверти

— Я доела. Можно уже идти? — Я отодвинула стул.

— Не вози стулом об пол, — рассердилась бабушка.

— Волшебное слово? — напомнил Второй дедушка.

А Первый дедушка просто вздохнул.

Родители должны были прилететь вечером. Все время до этого предстояло потратить на уборку комнаты. Я взяла тряпку — рукав старой маминой ночной рубашки — и таз с водой и начала медленно протирать стенку, стол, шкаф и полки. Хотя бы музыку можно послушать. Кит дал мне кассету с какой-то новой группой и сказал, что все современные подростки сейчас это слушают.

— Это еще круче, чем Асе of Base.

— А как называется?

— Титомир.

— А что это значит?

— Килька, ты тупая?

Что это значит, я так и не поняла. На кассете черным фломастером было написано «Мальчишник». Я нажала «плей» и стала слушать. В песне были непонятные слова, и о чем они поют, хотя они пели по-русски, я не совсем понимала. А потом начался припев:

Секс, секс, как это мило.
Секс, секс без перерыва.

Я чуть не поперхнулась и выключила мафон. Надеюсь, хотя бы бабушка не услышала.

Я решила позвонить Воробью.

— Здрасте, можно Таню?

— Можно. Танюша, тебя. — Хоть мы с Воробьем созванивались почти каждый день, каждый раз я забывала о том, что дома ее называют Танюшей.

— Але.

— Привет.

— Привет, Килька.

— Чего делаешь?

— Да ничего. Смотрела мультики на видике.

У Воробья дома был не только записывающий мафон, но и видик, на котором можно было смотреть кассеты с разными мультиками и фильмами. И еще видеокамера, на которую папа Воробья снимал дни рождения и всякую другую семейную скукоту.

— Везука.

— А у тебя чего?

— Ничего. Предки должны приехать. Бабка заставила комнату убирать.

Дома я называла бабушку «баба» или «ба», но почему-то при друзьях этого стеснялась.

— Облом.

— И не говори.

Чем ближе был приезд родителей, тем больше я нервничала. Бабушка мне даже налила валерьянки, которая гадко воняла и навевала сон. Наконец раздался звонок, и вошли мама с папой. Вид у них был какой-то другой — отдохнувший, радостный и как будто удивленный.

— Котик мой, — мама схватила Малютку, взяла на руки и начала целовать (еще бы).

— Привет, малыш, — хотя бы папа обратил на меня внимание.

От родителей пахло чем-то незнакомым и новым. Как от гуманитарной помощи, которую однажды прислали дедушкины знакомые из Швеции. Или как от одежды, которую Первый дедушка привез из Израиля. Или как в магазине рядом с нашим домом, где почему-то всё продавали за доллары. Я туда однажды зашла после школы.

— Ну как ты? — Мама наконец отлипла от Малютки.

— Нормально.

Мама засмеялась:

— И все?

— Кажется, влюбилась, — не сдержалась я.

— Пора пришла, она влюбилась, — снова засмеялась мама, а я обиделась.

— Не шути с женщинами: эти шутки глупы и неприличны, — добавил папа.

Но родители привезли подарки, и такие классные, что настроение сразу подскочило вверх — как температура в градуснике, когда начинается грипп.

Вот что мне привезли родители:

Лосины! Как я мечтала, фиолетовые и блестящие. Воробей умрет от зависти.

Вельветовые штаны-бананы (тоже фиолетовые). Черную водолазку (вообще писк моды).

Ручку розового цвета, внутри которой ездит лодка с человечками.

Новые кроссовки (скорей бы весна).

Значок в виде огромной салатовой пуговицы (отпад).

Брелок-скейтборд (ярко-розовый, и колеса по-настоящему крутятся).

Настоящий лифчик (то есть как настоящий: скорее в форме топика, но и не просто майка на бретельках)!

Трусы с собачками-далматинцами (целых четыре штуки).

Кружку, на которой, если налить горячей воды, проступает картинка с черепашками-ниндзя.

Кассету «Битлз»!

А вот Малютке привезли совсем мало: Барби, семью игрушечных медвежат и несколько шмоток. Есть все-таки какая-то справедливость.

Хотя каникулы только начались, хотелось, чтобы они уже поскорее кончились. Во-первых, потому что я мечтала пойти в школу в новой одежде. Во-вторых, потому что хотела увидеть Кита. Но вот что странно: в день огонька сердце у меня прямо разрывалось от любви и страданий, а уже через несколько дней я не могла вспомнить, какое у Него лицо. Как лицо бабушки, которая умерла.

Однажды на каникулах он мне позвонил. Это случилось в понедельник.

— Тебя к телефону, — позвал папа. — Только побыстрее, я жду звонка (кто бы сомневался).

— Але.

— Привет, — это был он, и мое сердце тут же ухнуло куда-то под коленки.

— Привет.

— Послушала?

— Чего? — Я начисто забыла про кассету.

— Чего-чего, — разозлился Кит. — Титомира.

— А, да.

— Ну и как тебе? Круто, скажи?