Посох выглядел импозантно, из какой-то серой от старости кости, весь в серебряной толстой вязи рун и золотых вставках. На интерфейсе появилась надпись:
Хочу, хочу, хочу!!! Но надпись «квестовый предмет» много шансов не давала. Скорее всего, когда я принесу его Нани, он исчезнет. А не принести его и использовать самому нельзя, система в большинстве игр после такого финта внесет запрет на получение новых квестов, или вещь попросту перестанет работать. Не знаю, как устроено здесь, но вряд ли этот момент упущен.
Магия за время в отключке практически восстановилась, и даже была на 200 единиц больше – посох себя оправдывал. Начал отлечиваться, лететь с минимумом здоровья не самая лучшая идея, можно погибнуть даже от случайной стрелы высокоуровневого игрока или внезапно атаковавшей хищной птицы. Восстановив здоровье, стал восстанавливать ману. С посохом в руке этот процесс протекал очень бодро.
Уже через сорок минут я вызвал очередного грифона. Учитывая, что до города лета три минуты, решил использовать три лишние минуты для обзора местности, посчитав, что в такой глуши это относительно безопасно. Получив приказ, грифон ввинтился в голубое небо над скалой, забираясь все выше, и выше на потоках теплого воздуха на широко расправленных крыльях. Впервые я, как человек, поднялся на нормальный уровень обзора. И не в сумерках, а в солнечный полдень, что открывало передо мной безграничные дали. Тренькнуло оповещение:
Это же до какого уровня надо прокачать навык, чтобы, взлетев однажды, тут же небрежно ткнуть пальцем в какую-нибудь сторону, сказав, – так, там справа у леса клад, но! Мы туда не полетим, грифончик, вижу клад пожирнее слева у воды!
Наверное, уровня так до 80-го, если это вообще возможно. Резко похолодало, и дышать стало сложнее, я скастовал на себя воздушный пузырь, чтобы спокойно оглядеться, не задыхаясь. Вскоре мы поднялись километров на шесть с половиной, стало так холодно, что я приказал грифону прекратить набирать высоту, и еще раз огляделся.
Тренькнуло оповещение:
Вот это прокачка, так прокачка! Слева от меня лежал километрах в двадцати легко узнаваемый по привычным очертаниям пиков нубятник, справа на равных со мной возвышался тот самый огромный хребет, о котором мне рассказывали. Да, это был действительно монстр, создавалось впечатление, что он тянется на сотни километров, хотя, конечно, у меня был обзор максимум километров на пятьдесят. Весь испещренный трещинами и впадинами, украшенный на верхней трети благородно блестящим снегом, местами скрывающийся в одеяле плотных белых же облаков, серый хребет вызывал благоговение.