– А потом он уехал. Нам даже не дали толком попрощаться. Я подозревала, что у него из-за меня могут быть большие неприятности… Меня тоже потом таскали на разборки к декану, песочили на комсомольских собраниях, стыдили… Я же опозорила честь советской девушки, которая стала «испанской шлюхой» и «заграничной подстилкой»… Из института не выкинули только чудом, а вот из комсомола исключили. Господи, нужен мне был их сраный комсомол! – она хрипло, как-то надтреснуто рассмеялась. – Ты не представляешь мой ужас, когда я поняла, что беременна… А потом родилась ты. Копия отца. Я чуть не сошла с ума, когда мне впервые тебя показали. Эти тёмные глаза, чёрные испанские волосы, смуглая кожа… Я не могла себя заставить взглянуть на тебя, всё напоминало мне о Мануэле…
– Ты так сильно любила его, что тебе невыносимы были встречи со мной? – тихо спросила Рита.
– Я… просто не могла. Очень хотелось забыть. Я мечтала выкинуть этот кусок жизни – стереть из памяти те проклятые и прекрасные два дня. Но у меня не получалось… – Рита видела в окошечке скайпа, что мать потянулась за сигаретами. Пальцы её слегка подрагивали.
– Почему же ты никогда не пыталась его разыскать? Ведь после развала Союза это стало вполне возможно… – с искренним недоумением спросила Рита. – Почему не боролась за своё счастье?!
– Я боялась, – просто сказала мать. – Прошло более десяти лет с момента нашей встречи. Я понимала, что у него уже может быть семья, другие дети… Да и я сама… тоже сильно изменилась. Я не была больше той наивной и невинной девочкой, которую он встретил. Мне казалось, что он никогда не сможет принять меня –
Рита вспомнила её слова позже, в разговоре с отцом. Он осторожно (единственный раз за всё время!) спросил, как поживает мама. Как сложилась её судьба. И Рита с бодрой улыбкой ответила, что всё просто замечательно: мама художница, замужем, хорошо обеспечена, живёт в тёплой стране у моря. Это была та парадная сторона жизни Полины Кочетковой, которую не стыдно было бы представить отцу. Он молча кивнул, на мгновение прикрыв глаза. Да, именно такой – пристойной – жизни он и желал от всего сердца той прекрасной, милой, юной и влюблённой в него советской девочке, которую так долго не мог потом забыть…
Валенсия околдовала её с первого взгляда.
Рита подарила себе эти четырнадцать дней безоблачного счастья, безоглядной любви, душевной гармонии и бескрайнего моря обожания, в котором купали её испанские родственники. Она и заметить не успела, как промчались две недели, отведённые на отпуск. И при этом было ощущение, что она знает всех этих людей, так внезапно и шумно ворвавшихся в её жизнь, с незапамятных времён. Возможно, сказывался голос крови… Но даже жена отца Ана, полноватая крашеная блондинка, не связанная с гостьей кровными узами, была весьма расположена к Рите и при первой же встрече с восторженным воплем кинулась ей на шею. Выглядело это, пожалуй, несколько эксцентрично, так что Рита поначалу даже слегка обалдела. С трудом можно было вообразить подобную ситуацию в России, когда жена отца милуется с внебрачной дочкой его прежней любовницы… Но потом, почувствовав искреннее радушие Аны, Рита с удовольствием поддалась её лобзаниям и объятиям.
Брат с сестрой тоже были очаровательны. При этом очень разные, не похожие друг на друга. Они оба влюбились в Риту и не отпускали её от себя, оспаривая друг у друга право выгуливать её в компании своих приятелей.
– Это наша
Хавьеру исполнилось двадцать восемь. Это был очень серьёзный и ответственный молодой человек, подающий большие надежды адвокат, уже помолвленный с прелестной юной особой, с которой вскоре Риту и познакомил. Хавьер был в полном восторге от Ритиной профессии: особенно он радовался тому обстоятельству, что в числе прочих танцевальных стилей она преподаёт фламенко.
Марии Пилар стукнуло двадцать три, и это была чудесная лихая оторва с многочисленными татуировками и пирсингом, гоняющая на байке покруче иных парней. Ей-то все эти танцульки были абсолютно до лампочки – она находила народные танцы жуткой скучищей.
– Зубы сводит от тоски, когда слышу звуки гитары, – выразительно закатывала глазки она. – Давай лучше в клуб махнём,
– Кстати, о парнях, – засмеявшись, спохватилась Рита. – Нет ли среди твоих друзей кого-нибудь с именем Серхио?
Мария Пилар добросовестно наморщила лоб, вспоминая.
– Серхио… Серхио… – бормотала она. – А зачем это тебе?.. Слушай, да нашего садовника зовут Серхио!
– Красивый? – заинтересованно спросила Рита.
– Наверное. Мне трудно судить о красоте человеке, которому уже за семьдесят, – невинным голоском отозвалась Мария Пилар. – Но вдруг тебе такие нравятся?
Они обе расхохотались.