Три девушки в ярости

Тебе беспокоиться не о чем. Как только закончу писать это письмо, сразу же возьмусь за выполнение задания по «Принцессе Клевской». Я столько раз её читала, что, кажется, некоторые пассажи помню наизусть. Видишь, я не забываю уроков отца. Каждый миг думаю о тебе.

Твоя дочь,

которую тут называют Клео

(шикарно, правда?)

Письмо 52 Марсель — Клеомене

Париж,

14 декабря 1967

Клео, тебе следует понимать, что я вовсе не вежливый товарищ, с которым ты просто встречаешься на факультете. Я придерживаюсь всего, что обещал тебе: больше не говорю, как хочу тебя; умерил огонь во взгляде и каждом жесте; я, как добрый приятель, показал тебе Нантер и даже познакомил со всеми своими друзьями, включая и тех, что кажутся мне объективно более привлекательными, чем я, — богаче и стабильнее по жизни, и все они вполне могут тебе понравиться. Я уважал твой выбор, повиновался твоим приказам, я старался держать себя в руках рядом с тобой!

И что же, видишь сама, не надо было мне этого делать.

Ты ведь заметила, как мне приходится самому себе делать рекламу, как будто я чистящее средство или пылесос. Это смешно и унизительно.

Какая же ты теперь выряженная, когда я натыкаюсь на тебя вместе с этим Франсуа Бертеном. А он-то в пиджаке и бархатных брюках, галстук сикось-накось, так что не поймёшь толком, на кого хочет походить — не то на Сартра, не то на Годара. Зато ясно главное — та личина, которую он носит, эти сощуренные глазки под толстыми стёклами очков, подчёркивает: вот он, человек, захваченный интенсивным ходом собственных мыслей. Несомненно, всё очень серьёзно — должно быть, он в уме переводит Цицерона, даже сидя в туалете! Не понимаю, как ты можешь проводить с ним целые часы, сидеть в библиотеке или где-то ещё. Ведь он стар, Клео, и ты не хуже меня видишь, что волосы его седеют, а пузо скоро начнёт припадать на его колени. А уж как скучен — это вообще за пределами воображения! Он тебе нравится тем, что он проф? Тем, как он пересыпает каждую фразу латинскими цитатами, никогда не утруждая себя их переводом, ведь это был бы позор, а-ах нет, пгостите, опускаться до разговоров с чернью.

Я разочарован, Клео. Я представлял тебя более мятежной, непокорной, гордой и знающей, сколь многого ты заслуживаешь. Уж, наверно, лучшего, несомненно, лучшего, чем этот старый бездельник! Ты уже к нему приходила? Он познакомил тебя со своими друзьями — такими же «преподавателями»? Я ведь узнал, он несколько часов читает лекции в Музее изящных искусств.

Тебя больше не видно на наших политических сборищах. А когда объявляют стачку, ты незаметно ускользаешь неизвестно куда. А впрочем, смешно, но я уверен куда…

Да, это действительно так: я мечтаю видеть тебя с гордо поднятой головою, в первых рядах, воспламеняющей нерешительную толпу пойти за тобой следом. А ты скромна, усидчива, прилежна и уже неплохо притёрлась. Ты стоишь большего, Клео, ты достойна куда лучшего, чем такая тепличная жизнь в тени стариковских лавров!

Марсель

Письмо 53 Клеомена — Марселю

Ты глупец, Марсель, или же жалкий провокатор, капризный сопливый кретин. Полный самодовольства — уж во всяком случае, до такой степени, чтоб полагать, будто твоё письмо наставит меня на «правильный» путь.

Ты смеешь ревновать, требовать от меня отчёта о мужчинах, с которыми я встречаюсь, тогда как сам сочиняешь длинные трактаты и часами можешь рассуждать о пользе неверности. Ты нечестен, и это ещё не самое худшее… Ты поступаешь точно так же, как все мужчины, ты высокомерно учишь, ты думаешь за меня, ты считаешь допустимым диктовать мне, с кем я должна встречаться и как себя вести, ты воображаешь себе мои мечты и тайные устремления. Ты хочешь и того и сего, ты щедро раздаёшь советы. А на самом деле ты просто преждевременно состарился, Марсель, ты патерналист и реакционер, эгоцентрик и манипулятор. Мне уже никогда не преодолеть отвращения к тому, что мне открылось… Не хочу больше тебя ни видеть, ни тем более слышать, я запрещаю тебе писать мне и разговаривать со мной.

Ты разочарован??? Вот что ты сейчас думаешь?

Пошёл к черту, Марсель Бланзи!

Я свободна.

Клео

Клеомена — самой себе

Письмо 54 Ильза — Сюзанне

Париж,

17 декабря 1967

Дорогая моя доченька, mein Schatz[27],