— Да, я говорил, что ради чести и славы моей родины я согласен обойти весь земной шар, но если бы речь шла об удовлетворении ваших прихотей, я и шагу не сделал бы.
— Значит, вы не дорожите мною и готовы меня покинуть?
— Да, как только я уверюсь, что вы не дорожите Францией.
— Вы ошибаетесь, Дюма.
Разговор этот не так уж неправдоподобен. Дюма был храбр, а Бонапарт в хорошем настроении — снисходителен.
После этого Дюма продолжал вести себя героически: он подавил восстание в Каире, первым вошел в великую мечеть и отослал захваченные сокровища Бонапарту.
Но в душе Дюма уже охладел ко всему. Красавца мулата охватила ностальгия, столь частая у креолов. Он попросил разрешения вернуться во Францию. Сделать это было нелегко: на Средиземном море хозяйничали англичане. Бонапарт, который был не прочь избавиться от недовольного генерала, разрешил Дюма уехать. Но даже если бы он и хотел предоставить ему корабль, он все равно не смог бы этого сделать. В конце концов Дюма все же зафрахтовал маленькое суденышко «Бель-Мальтэз» и с несколькими товарищами вышел в море. Капитан обещал доставить их во Францию. Но оказалось, что «Бель-Мальтэз» не годится для плавания в открытом море, и, когда стала собираться буря, путешественникам пришлось укрыться в ближайшей бухте: это оказался порт принадлежавший Неаполитанскому королевству.
Бедный Дюма, до которого в Египте не доходили новости из Европы, в своем неведении полагал, что Парфенопейская республика[14], основанная на заре Французской революции неаполитанскими патриотами, продолжает существовать и примет его с большим почетом. На самом же деле после Абукирской катастрофы[15] англичане и австрийцы содействовали реставрации Бурбонов в Неаполе. В Таренте республиканский генерал попал в руки правительства авантюристов, которое призывало вести против Франции негласную войну, прибегая к отравлениям и убийствам. Вскоре генерала перевели в Бриндизи, и тут он понял, что его жизнь в опасности.
«На следующий день после моего приезда в замок Бриндизи, когда я прилег отдохнуть, через прутья зарешеченного окна ко мне в комнату влетел большой пакет и упал на пол. В нем было два тома книги Тиссо под названием «Сельский врач». Записка, вложенная между страницами, гласила:
Прошло несколько дней… Тюремный врач посоветовал мне есть бисквиты, размоченные в вине, и вызвался мне их прислать. Через десять минут после его ухода принесли обещанные бисквиты. Я точно выполнил его предписание, но к двум часам пополудни у меня начались такие сильные спазмы в желудке и рвота, что я не смог обедать. Приступы боли все усиливались, и я лишь чудом не отправился на тот свет. Характер спазм и рвоты свидетельствовал об отравлении мышьяком…
Как следствие отравления, я сильно оглох, полностью ослеп на один глаз, и меня разбил паралич… Эти симптомы одряхления появились у меня в тридцать три года и девять месяцев, что явно доказывает, что в мой организм ввели какой-то яд…»