Три дня без чародея

— Мне нужны карты и землеописания. Что-то смущает меня… А ты призови Ласа, и пусть он тебе расскажет, что его люди успели сделать и что еще собираются. Пленных-то, поди, уже в кремль доставили? Надо кого-нибудь к Болеславу отправить, пусть на словах, на бересте ли даст ответ, что налетчики рассказали. Важнее всего сейчас узнать, кто их нанял.

— Да с чего бы я Ласу стал указывать?

— А с того, что он со товарищи сюда приехал не на печи валяться, а за честь земли славянской бороться! Ой!..

В приоткрывшуюся дверь просунулась голова Ласа:

— Слышно, пробудились?

Невдогад, неведомо когда успев, шустро вытянулся на кровати, сдвинув малахай на переносицу. Глубокий сон, да и только — громом не поднять. Но ловок, притворюга, нечего сказать.

— Не совсем, — ответил Упрям. — Точнее, не все. Лас, хочу тебя спросить кое о чем.

Десятник переступил порог.

— Что… пленных вы уже отправили?

Не тревожься, мы дело знаем. Мы тут на кухне малость похозяйничали, так сейчас скажу, чтобы завтрак вам сюда и принесли.

— Что они сказали?

Десятник пожал плечами:

— Вкусно, говорят.

— Я не про то. Что сказали пленные? Кто их нанял?

— Э, малец, говорю же тебе: о том не беспокойся. Мы знаем, что к чему, а вороги уцелевшие теперь у Болеслава — уж он-то им языки развяжет, дальше-от его забота. А вы, отроки, отдыхайте, не грех отдохнуть после такого дела. Карась! — крикнул он за дверь. — Неси еду для героев, сюда ставь.

Дружинник будто под дверью и ждал, явился сразу. Широко улыбаясь, поставил на стол поднос с разогретой кашей, ледяным молоком из погреба и ломтями гречишного хлеба. Было видно, как дернулись ноздри принюхавшегося Невдогада.

— Вот, поешьте да обождите, пока мы там все до ума доведем, вычистим, — продолжал ворковать Лас. Похоже, его навязчивая заботливость объяснялась подспудным желанием лишний раз напомнить себе, что он все-таки старше этих двух мальчишек, перебивших ночью полтора десятка неслабых врагов, — Потом, с твоего позволения, баньку истопим — вам, героям, первый пар. А коли одежду в саже извозили, так сюда давайте, я Хвата отправил к реке занавески прополоскать, сразу и постирает…

С кровати донеся невнятный звук — то ли всхрап, то и возмущенное всхрюкивание.

— Лас, — настойчиво перебил Упрям. — Мы не малые яки, порты нам стирать не надо. И мне требуется не нянька, а защитник и помощник. Я очень тебе благодарен за заботу, но если ты не перестанешь кудахтать, ровно квочка над первым яйцом, я рассержусь и Болеславу скажу, чтобы кого другого прислал! Уж не обижайся.

— Ну, коли так. — Казалось, минуту десятник размышлял, не обидеться ли на самом деле, но благоразумие взяло верх. — Ладно. Ты спросить что-то хотел, Упрям?

— Вперворяд: ведомо ли, кто убийц подослал?

— Нет. Полонян с рассветом в кремль отправили, теперь ждем известий.

— Так. Вдругоряд: следы осмотрели?

— А то! Но проку мало. Ушли от нас шестеро навей, три или четыре человека, еще один невесть кто — вроде навя, но другой, я только рожу серую разглядел. Уходили в приречные заросли, там след теряется. Еще здесь были волк и собака. Но пес, я знаю, ваш, чародейский…

— Верно, это Буян. А его самого разве не видели?

— Нет. Только по следам и прочли, что на него три топляка навалились, пришлось волкодаву отступить. Одного разбойничка он порвать успел, но не до смерти.

— Хорошо, — сказал Упрям. — Значит, он жив, может, отлеживается где. Топляки ему, пожалуй, не по зубам. Как вернется — скажите ему, чтобы сразу ко мне шел, я подлечу.

— Как сказать? — опешил десятник.

— Обыкновенно, словами. Да не сомневайся, он речь разумеет, только сам не говорит.

— Почему?

— Ну… собакам оно вроде не положено. В общем, это не нашего ума дело, почему Буян не говорит. Так его Наум обучил, и точка. Главное, сказать не забудь.

— Не забуду. Еще что-нибудь?

— Сами убийцы кто такие, дознались?

— Болотники. Нави из Негачины, но без родовых знаков, то ли отходники, то ли изгнанники. А людишки — лютичи. Слыхал, наверное, был такой разбойник, по южным дорогам шастал. Самого Люта мы лет пять тому ущучили, ватагу порубили да сучьям древесным сосватали, но кое-кто ушел — еще до боя в кусты подались. Мы их по секирам узнали — то оружие товарищей наших, когда-то Лютом погубленных. Вот и сквитался ты за Болеславичей, — Лас отвесил поясной поклон.

— Благодарствуй. Что еще сведали?

— Более ничего, как ни жаль. Враг хитер и коварен.

— Ну, это всегда так… Хорошо, Лас, теперь вот еще. Дел у меня много, так что за хозяйством присмотрите — услугу окажете. Невдогад помогать мне будет, я на верхнем жилье стану работать, он — на среднем. Мешать нам нельзя, но, если что потребуется или вести будут из кремля — зовите меня сразу.

Когда Лас ушел, Невдогад мигом подскочил к столу и принялся уплетать кашу за обе щеки.

— А как насчет меня? — спросил Упрям, разумея, что за столом положено хозяину быть главным.

— Шадишь, — широким жестом пригласил Невдогад.

«И почему я уши ему не оборву?» — подумал Упрям, но мелочиться не стал и принялся завтракать.